– У тебя, Марья, мужик на войне, его уже пять лет нету дома. Его нет и писем нет. Но ты жди, твой Иван живой. Он на следующую весну вернется домой. Вот тебе камень, он волшебный. Положишь его под порог, будет тебе счастье.

Простая деревенская баба заливалась слезами. Она верила предсказанию. За эту добрую весть шаман был щедро одарен разными нехитрыми съестными припасами. Потом, сидя на крыше вагона, ребята уплетали продукты за обе щеки и восхищались способностями Феофана.

А он не врал в прямом смысле этого слова. Он дарил надежду и вселял веру в хорошее в уставшие от маяты сердца деревенских баб. От этого им было тепло на душе. Надежда помогала им ждать своих мужиков. Кому-то везло – дожидались мужей, и они с чувством безграничной благодарности вспоминали мудрого бурятского шамана. А кому не довелось дождаться, все равно вспоминали добрым словом Феофана. Ведь он им подарил надежду, и они ей жили, от того и выдержали, преодолели все испытания судьбы, сумели поднять и вырастить своих деток.

– Феофан Романович, а какой был Ленин, наш Владимир Ильич? – начинали расспрашивать мы.

Жутко интересно было узнать впечатление очевидца. Ведь для нас Ленин был иконой. Тем, чем является святой для православного верующего. Я вспоминал, как девочки в нашем детском садике разучивали стихотворение:

Вспоминал я и ответ моего папы, когда я спросил его:

– Папа, а если бы тебе сказали: «Отдашь свою жизнь, и Ленин будет живой», как бы ты поступил?

Мой папа Алексей, не задумываясь, ответил:

– Конечно, сынок, я бы отдал свою жизнь. Это же Ленин.

Вот такая у наших людей была позиция. Ленин – это… ого-го!

А у Коняева не было ярких впечатлений от созерцания вождя.

– Ну, такой маленький мужичок. Говорил живо, энергично. Только я мало чего понимал в его пламенной речи.

Примерно так звучал его ответ на волновавший нас вопрос. А еще у меня остались неизгладимые впечатления от сдачи экзамена по истории КПСС преподавателю Ф. Р. Коняеву.

С моим корешем Валеркой Крековым перед экзаменом мы пропьянствовали всю ночь. На экзамен пришли еле теплыми. Стояли в коридоре и мандражились. Потом прошли в аудиторию. Наши сокурсники вырывали листы из учебников с материалами по теме экзаменационных вопросов и передавали их томящимся не экзамене друзьям. Подошла и наша очередь, надо выходить и отвечать перед преподавателем. Валера шел впереди меня. Он волновался, сильно растерялся и ничего не смог ответить по существу на поставленные в экзаменационном билете вопросы.

Тогда преподаватель Коняев спрашивает его:

– Товарищ студент, а происхождение у вас пролетарское?

– Конечно, Феофан Романович, пролетарское. И мама, и папа, и дедушка все как один пролетарии, – скороговоркой с огромной надеждой, излучаемой грустными красными глазами, отвечает Валера.

– Я ставлю вам три балла. Можете идти.

– Спасибо, Феофан Романович. Большое спасибо, – звучал жизнерадостный ответ, и Валерка побежал похмеляться пивом.

Пришло время идти к преподавателю мне. Главное, чтобы Коняев не увидел вырванных из учебника листов. Он, прошедший все трудности и испытавший все возможные лишения, трепетно относился к книгам. Порванная книга – это волчий билет на экзамене у Феофана Романовича. Если попался, ищи возможность сдавать предмет исключительно другому преподавателю. У Феофана Романовича твой успех похоронен навечно. Я поправил листки учебника у себя под ремнем на пузе и бодрым и уверенным шагом устремился на баррикаду, отделявшую меня от учителя и, возможно, от получения повышенной стипендии в 46 рублей, если мне не повезет на экзамене. Момент крайне ответственный. Для бедолаги-студента стипендия была хорошим стимулом, особенно такие денжищи!