Меня опять понесло, но уже в другую, правильную сторону. Больше месяца я напряженно занимался. Мой словарный запас пополнялся, я уже знал более трехсот английских слов и фраз по общественно-политической тематике. Читал и переводил без словаря тексты из газет «The New York Times», «Morning Star» и некоторых других. У меня появилась уверенность в себе, мне было не стыдно идти на экзамен к прекрасной женщине – преподавателю, перед которой недавно так «стрёмно облажался».

И вот я на экзамене.

Я с огромным любопытством следил, как меняются глаза моего преподавателя. Сначала они были снисходительно-пренебрежительными, потом по мере моих ответов, заинтересованными и пытливыми. Она сначала думала, что я между газетных строк карандашом записал тексты переводов, поэтому бойко читаю, давала мне свои английские газеты.

Газета Британской компартии

Потом мы без текстов говорили на английском о политике, как два собеседника. В конце она меня спрашивает, уже не как студента, а как близкого человека на русском:

– Сережа, что случилось? Что с тобой было?

– Не знаю, наверное, мне было безумно стыдно перед вами. Какая-то база знаний у меня была со школы, я же учился, и преподаватели были хорошие. Надо было мобилизовать свои силы, и я это сделал!

Я был доволен собой.

Преподаватель тоже искренне радовалась за меня.

В дальнейшем, эта встряска, эта мобилизация памяти и себя самого мне здорово помогали. Это был серьёзный урок.

Что касается иностранного языка, я мог свободно общаться, на коммерческих переговорах после речи англоговорящих партнеров я просил переводчика сразу переводить с русского мой ответ. Некоторые англичане смотрели с уважением, у некоторых читалась в глазах тревога – не чекист ли. Но переговоры всегда проходили гладко.

До сих пор, позабыв уже без практики общения язык, мне намного легче общаться с иностранцами, чем обычному человеку. Знание возвращается частичками при разговорном общении. Это здорово помогало, когда мы отдыхали в теплых краях. Правда, сейчас в смартфоне можно включить Гугл-переводчик и общаться посредством волшебной железяки. Но, при этом, при масштабном использовании компьютерных технологий, думаю, мозгам ничего не остается, как засыхать.

Поселок Тубинский, здесь зародилось у меня желание поехать на Усть-Илим. Это было в 1973 году. Штаб студенческих отрядов института доверил нам, группе студентов, быть квартирьерами в поселке Тубинском Усть-Илимского района. Этот край спустя три года стал мне родным.

Усть-Илимская тайга

А тогда мы, крепкие парни, строили лагерь, который должен был принять всех бойцов-строителей. Место нам выбрали руководители местного ПМК (передвижной механизированной колонны), а территорию мы обустраивали сами. Возводили палаточный городок, столовую, подсобные помещения, медпункт. Работали по четырнадцать часов.

Мошкара донимала, эти маленькие кровопийцы проникали всюду, кусали больно, а главное, имели место не очень приятные последствия. Поляков Толик, стокилограммовый амбал, слег от укуса мошки в веко левого глаза.

Глаз, вернее кожу вокруг него растарабанило, температура поднялась до сорока градусов. Его лихорадило. Из наших рядов временно выбыл «Старший мамонт», так я его прозвал за поговорку – когда Толик ругался, он всегда повторял слова-паразиты. «Ты, чё, в натуре, мамонт,» – говорил он.

Прозвище прилипло. Мамонт болел, а мы, как индийские слоны, таскали бревна на перекрытия, трудились до темноты, потом включали прожекторы и продолжали работать. Обстановка в поселке была криминогенная.

Мы ходили в леспромхозовскую столовую, свою еще только строили. Питание там было отменное. Порции огромные, вкусные. За сущие копейки ели от пуза. Но и нравы там были серьезные – плохо приготовленное блюдо тут же летело в голову повара, а набить морду могли запросто, поэтому на кухне были порядок и чистота.