Боголеп пригласил в Тихвин мастера изготовления изразцов Артемия Митрофанова с прежнего места своего послушания – из Вяжищского монастыря. Митрофанов сделал печные изразцы в келье нового архимандрита и «образцовое черепичное дело»14.

Боголеп был архимандритом-строителем, властным и распорядительным. У таких пастырей бывает немало недругов.

Едва новый тихвинский настоятель вступил в управление обителью, как на него поступил донос. Уставщик монах Иоасаф часто хаживал в соседний женский Введенский монастырь к ссыльной старице Авксентии (Бакуниной). Как потом признался на следствии сам Иоасаф, он жил с нею «блудно» и частенько получал от нее хмельное питье. На Троицын день 1698 г. он явился к старице с поручением своего архимандрита молиться о дожде (Авксентия была уставщицей Введенской обители). Иоасаф был уже «гораздо пьян» и в таком состоянии сообщил старице, что Боголеп будто бы решительно осудил самого царя за торговлю табаком. Целовальнику, назначенному продавать табак на Тихвинском посаде, архимандрит будто бы заявил: «…будь-де ты проклят и с тем, хто указал табак продавать», а также грозился раздавать попам по копейке, дабы те взялись «проклинать у престола Божиа того, хто повелел таким товаром торговать»15.

Следствие, проведенное по этому извету в Великом Новгороде, показало преувеличенность обвинений. Сам изветчик не присутствовал при этих словах настоятеля, а передал их с чужих слов. Показания Иоасафа оказались неточными относительно того, что сказал архимандрит, но они отразили те пересуды, которые начались в монастыре вокруг этой истории. Свидетель диалога тихвинского настоятеля с табачным целовальником – стремянной конюх Константин Кобыляков – показал на следствии, что Боголеп «отказал» целовальнику торговать табаком на Тихвинском посаде «и сказал, что-де табак проклят от святых отец». Архимандрит сказал сущую правду: церковная традиция того времени решительно осуждала употребление табака, но и эта более осторожная фраза была явной дерзостью. Как заметил стремянной конюх, передавая слова настоятеля келарю, «тем табаком велено торговать по указу великого государя»16.

На следствии обвинения Иоасафа не подтвердились. 6 июля 1698 г. Боголеп заявил во владычном приказе, что табак не проклинал, но отвел табачному целовальнику дворы на Тихвинском посаде и «он во сю ярманку торговал и собою съехал». Изветчик Иоасаф покаялся перед митрополитом, заявив, что спьяну оговорил тихвинского настоятеля17.

Не подтвердились и другие обвинения Иоасафа. Со слов несдержанного на язык монаха, Боголеп будто бы велел на «царский ангел» предыдущих лет петь «за упокой обедни» и, несмотря на запрет владыки строить церковь, «своим самодурством делает без братцково приговору». Кроме того, «в церковь ходить ленив, а благовесту часа полтора и два часа; а придет в церковь, и он лежит все, и то не на месте своем, все с бабами, где женки стоят. Да он же, архимандрит, царских ангелов не хранит, на заздравную чашу пиво ставит, а у себя на погребе мед и другой держит»18. Рассмотрение этого извета затянулось более чем на год. Отметим, что донос Иоасафа на своего пастыря по поводу запрещенного царем каменного строительства в монастырях содействовал стеснительным ограничениям царя против духовенства.

В черновике октябрьского письма 1698 г. Боголеп благодарит новгородского митрополита Иова за оказанное заступничество: «…в прошлом 206-м году избавил мя от клеветы и многоразличных сети ловящих многогрешную душу и плоть мою» и сообщает о новом доносе против него, среди зачинщиков называя старца Авксентия. На самом деле последний был не монахом, а крестьянином Ярославского уезда Иваном Григорьевым, который «жену свою убил для оговоров». Иван солгал, что будто был пострижен в Песошском монастыре, и вскоре «показался во многих в двоеобразных плотцких блуднех и в девичье монастыре с черницею с Анкою Харловой». За это Боголеп ему «многажды наказание чинил», а Иван-Авксентий в отместку «составлял на меня клеветы», которые окончились для обманщика ссылкой в Хутынский монастырь. Там Иван-Авксентий «стакался» с дьяконом Успенского монастыря Иринархом Шумаком, который также пострадал от архимандрита за «неистовое житие» и «почасту за ево озорничество плетьми наказан был и ис цепи мало свобождался»