– Правильно, – фыркнул Димка Зайцев, которого мы звали попросту Зайцем. – На волейбол ходит, а в клубешник свой ездит. Улавливаешь разницу?

– Ты это о чем?

– О том, что сегодня она снова поехала на авто. Думаешь, с кем?

– Опять Матильда? – догадался я.

– Она самая. Их какой-то прыщ на «Мазде» только что подхватил. Так что зря ты ей доверяешь. Дождетесь радостей.

– Каких это радостей?

– А таких… Не слышал, что Матильда силикон себе решила ставить?

– Ты-то откуда знаешь?

– Говорю, значит, знаю, – Заяц довольно скривил губы. – Ума-то нет, – причем хочет ставить и спереди, и сзади.

– Обалдеть! – я ощутил легкий укол в сердце. Когда-то Матильда мне нравилась. Да что там! Прямо слюни по ней пускал – все воображал себе разные ситуации, когда можно было бы наглядно доказать ей, что и парни из младших классов заслуживают внимания. Только мечты так и остались мечтами; за Матильдой волочилась свора старшаков, тягаться с которыми представлялось абсолютно нереальным. Священные телячьи чувства пришлось задавить, и утешал я себя только тем, что, отказавшись от этой красотки, я, по крайней мере, не свяжу жизнь с глупенькой куклой.

– Прикинь – за операцию собирается платить три сотни косарей!

– Чего, чего? – не поверил я. – Три сотни?

– А ты как думал! У них сейчас крыша на этих делах едет. И губы накачивают, и щеки – все, что угодно. Так что держи свою Галку от нее подальше.

– Да как ее удержишь… – я отвернулся. Сама собой накатила злость. И было тут разом все: остатки неубитых чувств к Матильде, досада на сестру, беспечная болтливость моих друзей. В самом деле, вели треп о какой-то чепухе, в то время как Виктор с Серегой куда-то запропали, а судьба Тихона висела на волоске.

По методике сеструхиных йогов я сделал три медлительных вдоха и выдоха. Стало чуть легче, и сразу на ум пришло оправдание для моих друзей. В самом деле, может, потому и развлекались они болтовней, поскольку тоже дергались и переживали. Заяц – вон, с виду невозмутим, и губа нижняя оттопырена, а колено предательски дрожит. Бравый вояка Боб тоже ребром ладони по лавке постукивает – типа, мозоль каратистскую набивает – изображает безразличие, хотя и у него получалось это крайне неубедительно. Кулер – тот морщил свой высоченный лоб, как обычно витал в загадочных эмпиреях, но про него-то всегда было сложно понять – волнуется он или нет. Как бы то ни было, но обсуждать родную сестру и ее дружбу с вертихвосткой Матильдой мне совершенно не улыбалось. Придя к такому выводу, я решительно перевел стрелки на главную тему:

– Что слышно про Тихона? Есть новости?

Ребята не то чтобы поскучнели, но тут же оставили весь свой напускной юморок.

– Какие там новости, – Тарас поморщился. – Витек с Серегой зависли где-то. Утром отзванивались, сообщили, что когти и зубы Тихону те козлы рвать собираются. Вроде как даже сегодня.

Меня от этих слов передернуло.

– Это точно?

– Ну, вроде как…

– А может, не сегодня? Может, обойдется?

– Может, и обойдется, только не без нашего участия, – бесцветным голосом произнес Леха-Кулер, и в его устах прозвучало это как-то особенно зловеще. Впрочем, у Кулера всегда так получалось. Очень уж внятно и грамотно выдавал он свои словесные тирады. За что и получил однажды прозвище «Кулер». Это ему Ксюша удружила – взялась как-то расхваливать и даже другим попеняла: вроде – смотрите и учитесь у Лешеньки! Это не ваше мычание топорное, а умная чистая речь. И не речь даже, а самый настоящий горный ручеек! Понятно, над этим «ручейком» все дружно поржали. Кто-то кулер помянул – ну, и прилипло. Был Алексей Пешнев – а стал Леха-Кулер. Даже Димка Зайцев поуспокоился насчет своего «Зайца». Все-таки заяц – животное пушистое, симпатичное – не какой-то там бездушный механизм. И барабанить умеет, и бегает быстро – вроде как есть, чем гордиться. Сам Димка, правда, бегал не суперски, зато неплохо играл на гитаре и в узком кругу с удовольствием исполнял песенную запретку. Мог и современный шансон выдать, и скабрезные частушки сбацать. А еще он любил рыться в репертуаре совсем старых времен, откапывая порой форменные шедевры…