«Далфёун» – Ставангер (Норвегия); «Ягнер» – Гётеборг (Швеция); «Клио» – Кюрасао; «Платон» – Кюрасао; черепичные крыши на набережной. Verboden te ankeren[48]; торговый дом «Мадуро и сыновья»; «Юпитер» – Амстердам. «Князь горцев»; «Матросский приют»; «Каса Коэн»; клуб «Gezelligheid»[49]; фотоателье «Кристалл»; «Утешение корабела»; бакалея; Г. Трост, Joyeria[50].

Нелепая массовая физзарядка на борту норвежского танкера: по длинным корабельным мосткам бегают люди в спортивных трусах – что, наверное, разумно.

Сразу с ужасом вспоминается школьная дисциплина, хождение парами; я пытаюсь представить себе жизнь на нефтяном танкере: чистейший стерильный кошмар, чуть ли не хуже (как представилось на миг), чем погибель и триппер на кораблях в бытность Мартина моряком…

…На борт доставляют письмо, вызывающее у меня сильное беспокойство: брат пишет, что мама серьезно больна. Дома, в Англии. Я все же надеюсь ее увидеть, впервые за 20 лет. В последний раз мы с ней виделись на станции Рок-Ферри в Беркенхеде (где Натаниэль Готорн служил консулом), когда она провожала меня на поезд до Лондона. Куда, она думала, я уезжаю? Куда я уехал? И больше не возвращался. Но хотя бы писал, регулярно, как редко когда писал для себя.

Выходим из Кюрасао…

Вход – теперь выход – из гавани Кюрасао со стороны Венесуэлы: последний взгляд на парящий понтонный мост, непосредственное ощущение характерной оригинальности этого места.

Теперь – пустынное побережье; маленькая лагуна с крошечной церковкой справа от входа, чуть дальше – холм бурого цвета, еще дальше – холм винно-бордовый, а еще дальше – лиловый.

Единственный домик.

На крайнем правом фланге (если смотреть в сторону порта) виднеются зловещие цистерны цвета свинца или потемневшей стали, каждая – с крошечной точкой посередине (тень на одной, будто тень человека), похожие на отпиленные стволы пушек, под ними стоят нефтяные танкеры, «где козы носят зеленые очки, чтобы съесть вместо травы утреннюю газету»… Замок и справа – отвесный обрыв, как в Монтане; еще несколько средневековых замков возвышаются меж нефтяными резервуарами, маленькая лагуна с парусными судами, переходящая в некое подобие диких йоркширских болот…

Небольшие тенистые острова на закате; скальные образования, напоминающие Стоунхендж.

Последнее зрелище: три одинокие бругмансии на длиннющей песчаной косе.

Реакция на величественный закат.

…развязка…

1 декабря… Ситуация изменилась на прямо противоположную: теперь уже Мартину, раздобывшему на Кюрасао выпивку, хочется пригласить шкипера на аперитив. Мартин купил ящик рома всего за 20 долларов, спасибо шкиперу за наводку. «Почему не два ящика, месье? Я сам возьму два или три, по такой-то цене». Почему нет? Потому что Мартин не хотел предстать человеком, которому нужно два ящика рома. Как он ошибался! Как прав был шкипер. Ему уже страшно представить себе, что будет, когда закончится этот ящик, ведь второго-то у него нет, – шкипер все понимает и благородно отказывается от предложенного угощения. Тем не менее Мартин, у которого тоже есть повод тревожиться о матери, не хочет использовать ее как предлог, чтобы напиться. Подобное оправдание, хоть и вполне обоснованное, представляется в такую минуту наигрязнейшей уловкой.

…Развязка!..

Другие пассажиры.

Венгр из Нуэва-Мордида сел на корабль в Колоне. Я застал его в кают-компании за беседой с сальвадорцами. Они говорили по-испански, думали, я не пойму:

«И кто же вас выгнал?»

«Полиция».

«За что?»

Венгр разводит руками и отвечает, понизив голос, когда я подхожу: