– За это стоит выпить, – ответил Отто и поднял бокал.

– А знаешь сколько из тех жалких дефицитников променяли бы свою работу и жизнь на эту бутылку последнего в Германии вина?

– Тем лучше для нас. Мы бы не променяли наше вино на их жизнь и работу.

– Это верно, потому то у нас еще не потухла свеча.

Вечер клонился к ночи. Лампы потухли, но у историка все еще горела свеча на столе. Казалось бы, откуда у него свеча? Он так много знает, включил бы электричество, как все! Но именно у него горела свеча.

Отто проснулся от шума в своем неизменном халате на собственной кровати. Под столом храпел Альберт. Отто запахнул халат, умыл лицо и вышел в коридор. Недружелюбно настроенные люди с папиросами в зубах стреляли из пневматических пистолетов по стенам.

– Что это вы делаете? – грозно осведомился Отто. – Это вообще-то общедомовая собственность.

– А тебе какое дело? – спросил его работяга, злобно оскалившись.

– Такое, что я тут живу.

– Не ты один тут живешь, уважай права других! – работяга продолжил дырявить пульками стены.

– Ну знаете… – Отто яростно развернулся и захлопнул свою дверь.

– Что стряслось? – Альберт как раз поднялся из-под стола и протирал спросонья глаза.

– Вчера, значит, эти люди были вполне дружелюбны, а сегодня они хамят и дырявят стены… – ответил ему Отто.

– Ясное дело, – продрал глаза Альберт. – Это же и их собственность. Чем дольше человек чем-либо владеет – тем больше он там хозяйничает и начинает проявлять свою натуру. Мало кто будет так сразу показывать всю свою изнанку, как правило, люди поначалу придерживаются видимых правил приличия, а потом уж…

– Но это же вандализм…

– Вандалы тоже были германским народом. И славным завоевателем. Они же покорили Рим, прежде чем его разорить – ответил историк – У нас это считается добродетелью. Если ты силен и смел – ты достойный сын Рейха. Интеллигентство не для социалистов, оно для слабых. Это евреи, да французы любят все это политесы. Потому что нет сил дать в морду.

– Вчера утром все эти люди казались мне вполне доброжелательными…

– Они такими и были! Но чем больше ты показываешь свое нутро, тем больше ты указываешь им, что ты не такой, как они. Такое терпеть никто не будет, это вызывает непонимание и зависть, а следовательно ярость. Не жди, что люди будут с тобой любезны, если ты не такой, как они. Дай им только время это понять.

– К тебе они тоже агрессивно настроены?

– Ты что? Я же не дурак, вроде тебя! Если бы я дал хоть одной вше понять, что я не такой же, как она, так она бы уже давно меня зажрала. Надо уметь молчать и играть свою роль!

– Я не актер.

– Как будто я актер! Но жить то хочется, а нервы трепать не особо. Ты же все равно ничего не изменишь.

– Если так будут думать все, то ничего никогда и не изменится.

– А если не все, то все равно не изменится. Результат один. Пусти льва в яму с тысячей голодных крыс и от него останутся одни кости. Нужны годы опыта чтобы это осознать.

– Пожалуй, оставлю это для актеров, сидящих вечерами с одной свечкой и бутылкой рейнвейна.

– Как знаешь, Отто, как знаешь…

Отто снова вышел из квартиры и подошел к работяге, крайне увлеченному стрельбой по стене коридора.

– Дружище, – деланно дружелюбно обратился к нему Отто. – Ну зачем же портить стены? Разве вам самим не хочется жить в красивом подъезде?

Работяга сердито посмотрел на Отто и презрительно ответил: «Хочешь жить в красоте – наводи ее у себя в хате. А это общественное место. Что хочу в нем, то и делаю».

Отто вышел из дома и пошел по улицам города куда глаза глядят. Наткнувшись на небольшой сквер, он сел на лавочку в окружении деревьев и клумб. Он размышлял обо всем, что с ним произошло в ближайшие дни и как удивительно было заснуть в ФРГ, а проснуться в Третьем Рейхе. Спустя несколько минут на лавочку села полная дама с маленьким ребенком, лет шести. Дама закурила и дым ее вонючей дешевой папиросы с названием «Sieg» ударил в нос Отто. Ребенок, с маленьким ковшиком на голове, заменяющим ему кастрюлю, кричал, шлепал по лужам и мокрой земле, оставшейся с ночной грозы. Кусочки грязи летели на пижамные брюки Отто, а пронзительный детский визг на высоких, граничащих с ультразвуком, тонах резал слух.