Клиентов не было, и старик уронил голову на грудь, задышал спокойно, чуть подсвистывая во сне… Проснулся точно от толчка и увидел рядом старушку неопределенных лет, в черных очках. Макар Иванович прогнал сонливость, приосанился, встал возле весов:

– Прошу-с! Становитесь, мигом определим вес с точностью до грамма!

Пожилая женщина пропустила приглашение мимо ушей, вкрадчиво спросила:

– Не признал, Макарушка? Неужели годы так изменили? А я сразу узнала: спал, как в сорок пятом перед Победой на польской станции – забыла ее имя.

– Радзвихил, – напомнил Макар Иванович.

– Точно, – обрадовалась старушка. – Весна уморила, положил голову мне на плечо и уснул, точно дитя, радуясь, что не стреляют, не бомбят.

– Тая? – Макар Иванович всмотрелся в женщину, в ее выцветшие зрачки, усталые от частого крашения волосы, где у корней пробивалась седина.

– Я, кто же еще?

Макар Иванович проглотил подступивший к горлу комок:

– Крышу у той станции взрывом снесло, вокруг деревья обгорели, возле стрелки лежал убитый конь…

– Помнишь, а у меня память шалит, забываю, какую вчера передачу смотрела, чего на обед было. Сколько лет не виделись?

– Много, более полувека, – не стал уточнять Макар Иванович.

– Целую вечность, – согласилась Таисия. – Тебя первым домой отпустили, моя очередь пришла через пару месяцев, – не делая паузы спросила: – Сильно я постарела?

Не раздумывая, весовщик выпалил:

– Нисколечки! Ни капельки!

– Знаю, что давно не похожа на девчушку-санинструктора, какой была…

Некоторое время двое пристально, насколько позволяло зрение, разглядывали друг друга, пытаясь отыскать знакомые черты, которые хранила тускнеющая память. Первой заговорила Таисия:

– Сын с невесткой одарили путевкой, восьмой день плыву, скоро Астрахань. У вас решила вместо экскурсии одной побродить по городу, точно предчувствовала, что ожидает нечто радостное, и верно – улыбнулось счастье…

– А ты совсем не загорела, – отметил старик.

– Мне солнце противопоказано. Молодежь на верхней палубе загорает чуть ли не целые дни, а я в тенечке смотрю на плывущие берега, скучаю по внуку…

– У меня их трое – две девчонки с парнем, еще правнучка.

– Обогнал меня, всегда был шустрым в делах. Тогда ждала, что объяснишься, признаешься, как ко мне относишься, а ты все про мины, фугасы, как ставили понтоны, чинили мост. Удивлялась, когда только отдыхаешь? А ты: «Отдохну после победы». Спросила, ждет ли дома девушка?», но ты ушел от ответа.

– Никто не ждал.

– Везучим был – ни одна мина в руках не взорвалась, все пули мимо пролетели, лишь раз осколок задел весной сорок пятого… Помнится, родом из-под Херсона, как же очутился на Волге?

– Как комиссовали, демобилизовали, сразу поехал в свою Пятихатку. Иду к родному дому, а вместо него пепелище, цела лишь печная труба. мать померла при немцах, брат погиб под Мурманском, ну и подался в Херсон. Работал на судоремонтном, потом завербовался на строительство Волго-Донского, бригадирствовал, тогда и женился…

– Нога не беспокоит?

– Уж и забыл про осколок, – приврал старик. – А как повязку кладу, помню – век благодарить стану, что ногу сохранила, – помолчал, пожевал губами и признался, что старая рана ноет к непогоде.

– Нe я ногу спасла, а хирург.

– До госпиталя ты довезла.

– Лежал в кузове «студебекера», а на лице ни кровинки, шутил, чтоб боль пересилить, слабость не показать.

– Это точно, перед глазами все плыло, еще немного – и взвыл бы белугой.

– Кого из однополчан встречал?

– Ты первая за столько лет.

Таисия поправила:

– Не ты, а я повстречала.

– Продолжаешь петь?

– Какое уж пение! – Таисия махнула рукой.