– Точно, – согласилась Аглая.

Лиза заспорила:

– Водка, верно, лучше, но хорошо пьется и бренди.

– Что за бренди? – не поняла Аглая.

– Это… – Лиза не сумела объяснить и приложилась к рюмке, отпила глоток.

– Завидую тебе, – призналась продавщица. – Обличие чисто городское – сумела к культурной жизни приткнуться. Не то что мы, дуры, прозябаем вдали даже от райцентра, нет ни одного непьющего мужика, кто бы мог стать мужем, так в девках и помрем. Я тоже могла в городе жить, да жизнь другим концом обернулась – не передом ко мне встала, а задом. Это в городе замуж выйти раз плюнуть, а у нас, как парень отслужит в армии положенный срок, сразу на Север вербуется к газовикам или нефтяникам…

– Точно, – вновь согласилась Аглая.

Степанида взорвалась:

– Помолчала бы, не тебе говорить! Ты-то нашла кому голову на плечо склонить! – обернулась к Лизе и объяснила: – Про школьного завхоза толкую. Майор, двадцать лет прослужил, а как вышел в отставку, жена стала хвостом крутить. Ну, развелся с шалавой, оставил квартиру и к нам перебрался, за ремонтом здания следит. Многие бабы на него зарились, а она, – Степанида кивнула на умолкнувшую Аглаю, – вмиг к рукам прибрала, точнее, заграбастала, не знаю, чем привлекла. А мой который уж год на лесоразработках в Коми, ни слуху ни духу не подает: и не вдова, и не бобылка, а невесть кто, одна в холодной постели сплю!

– Да я, да ты, да он… – заспешила Аглая, но Лиза вовремя погасила вспыхнувший было спор:

– Не ссорьтесь, девочки, лучше выпьем, – и наполнила рюмки.

Степанида послушно взяла рюмку, но не спешила ее осушить:

– Чего все про нашу житуху говорим? Расскажи про себя, как в городе, какие имеешь планы.

Лиза повела плечом:

– Живу, не жалуюсь. Работа сменная: неделя днем, неделя – ночью. Зарплата твердая, плюс премиальные за перевыполнение плана. Зимой сдала на высший разряд, начальник обещал поставить бригадиром, тогда ставка вырастет. Жду, чтоб жилье выделили как передовице, чтоб проститься с общежитием.

– Чего замуж не выходишь? В городе это раз плюнуть.

– Не говори, ухажеров много: и на свиданьице позовут, и в кафешку иль кино сводят, и всякие шуточки на ушко нашепчут, а как дело доходит до того, чтобы расписаться, сразу шмыг в кусты, поминай женишков как звали.

– Почем кофту брала? – перебила Степанида и пощупала у Лизы рукав.

– Чуть больше тысячи, импортный товар, то ли итальянский, то ли французский, чистый мохер.

Гости хотели еще о чем-то спросить, открыли рты, но осеклись: Лиза достала пачку невиданных в Кураполье черных сигарет, зажигалку, прикурила, затянулась дымком.

– Чего глаза вылупили? – удивилась приезжая.

– Дай и мне! – расхрабрилась Степанида. – Была не была, где наша не пропадала! – неумело прикурила, закашлялась, не сразу отдышалась.

– Не знаю, как вы, девочки, а я своей жизнью довольна, – продолжала Лиза. – Одно плохо – своей квартиры не заимела, по этой причине не забираю дочь, – отыскала взглядом девочку, протянула конфету.

– А как насчет личной жизни? – с опозданием поинтересовалась продавщица.

– Есть один мужик, не скажу, что писаный красавец, но и не урод, обходительный. Одно плохо – женат, вторую половину терпит из-за детишек, ждет, чтоб подросли, встали на ноги и тогда ко мне насовсем переедет.

– В общежитие?

– Снимем квартирку, поднакопим деньжат и свою купим.

– А как у него с… – Аглая собралась закончить фразу, но увидела Жалейку и осеклась.

– Шла бы гулять! – приказала Евдотья. – Негоже ртом мух ловить, взрослые разговоры слушать.

Жалейка выскользнула из дома, присела на подгнившую ступеньку крыльца, стала слушать доносящийся смех, звон рюмок.