Медлительный, но обстоятельный, Орик отварил в казане каждому по крупной репе, отрезал от одной из ковриг, три изрядных куска хлебных, сложил всё это в котомку из плотной дерюги. Туда же, завернув в тряпицы, положил и три куска солонины из вепря.

А Киж только и делал, что мотался между Пархом и Ориком да болтал безумолку. Лябзя он был, пустоплёт известный, но Парх, хоть и со вздохами, терпел этого колоброда. Отец Кижа Трофим был знатным охотником, да вот не уберёгся. Пять лет назад подкараулил его медведь подранок на тропе и задрал насмерть. Так что пришлось племянника родного наставлять и по жизни, и по делу.

Ярило уже верхушки деревьев высветило, когда рассены снова пришли к провалу.

Орик был самым массивным из тройки, потому Парх оставил его наверху, верёвку держать.. Обвязал Парх Кижа верёвкой, но прежде чем спустить его вниз, сунул ему в руку зажженный факел, а ещё три сбросил вниз.. Верёвку пришлось вытравить на две трети длины, прежде чем снизу донёсся радостный вопль племянника.

– Тятя, Орик, спускайтесь сюда, лепота-то какая здесь!

Орик засуетился было, чтобы шастнуть в провал, да мастер кулак ему показал.

– Куда прёшь, туес сиволапый? Ты верёвку держи, да покрепче! Щас сам спущусь да осмотрюсь маненько…

Провал лишь на две сажени отвесно уходил вниз, а дальше шёл хоть и крутой, но вполне проходимый спуск. Лишь голову и приходилось преклонять.

Вскоре, перебирая верёвку руками, оказался старшой рудокопов рядом с племянником и рот открыл от удивления: вдаль, насколько высвечивал свет от смоляного факела, шёл огромный, не менее чем в четыре сажени в высоту абсолютно круглый ход. Стенки этого хода блестели, как надраенные бока варочного казана, переливаясь разными красками.

Рудокопы по своей работе делали порой очень глубокие шурфы, чтобы по особым признакам добраться до золотой, или железорудной жилы. Но то, что они видели сейчас перед собой, было немыслимым, неповторимым чудом.

Огромная труба с гладкой блестящей поверхностью не могла быть сотворена кирками да заступами рудокопов. Это было творение каких-то фантастических существ, немыслимое для тех же рассен…

Кстати, в середине восемнадцатого века один монах из Охотского острога узнал от местных аборигенов о существовании этого провала. Взяв с собой несколько проводников, он спустился в него и даже попытался пройти какое-то расстояние по этой «трубе». Но поскольку у него не было нужного запаса факелов, ему пришлось ни с чем вернуться назад. В остроге он уговорил казачьего атамана несколько расширить вход в пещеру и спустить в провал пару лошадей. Казакам удалось это сделать, и вскоре монах с одним лишь провожатым тронулись в путь.

Не знали они, что их ждёт впереди, даже лошадям взяли овса на две-три кормёжки да только два бурдюка с водой. Думали, ну версту-другую пройдут да и упрутся где-нибудь в тупик. Ан нет! Когда отмахали двадцать или тридцать вёрст в этой чёртовой трубе, назад как-то и несподручно стало поворачивать. А в итоге без малого пятьсот вёрст преодолели они.

Большую часть пути скакали они верхом. Потом одна за другой пали лошади. Продукты и у путников давно закончились, пришлось последние двое суток пути сырой кониной давиться. Назад пути им уже не было, не дошли бы пешком. Побрели вперёд.

Неистовый монах, крепкий телом и духом человек, последние три версты тащил истомлённого голодом напарника буквально на себе. И, о чудо! Впереди, в темени бесконечной трубы забрезжил неясный ещё свет.

Доковыляли путники до того места, откуда свет в трубу проникал, глядь, а там щель в трубе образовалась. Скорее всего, осела в этом месте труба во время землетрясения.