Расстались земляки к полуночи.
В избе, где жили бойцы взвода, было тесно, спального места не нашлось, и он завалился прямо под стол, подложив под себя груду плащ-палаток. Сон не шёл, сказались переживания, вызванные разговором с Горбовским. Стас поднялся, присел к столу, достал из вещевого мешка карандаш, листок бумаги и сел к лампе писать письмо.
«Дня 1.10.44 года.
Здравствуйте мама и сестра. Уведомляю вас, что я жив и здоров, чего и вам от Бога желаю. Сейчас я очень ожидаю ответа. До нас даже из Сибири письма доходят за десять суток. Так же я думаю, что мои первые письма уже дошли до вас, потому что я выслал к вам уже несколько писем.
Вы наверно получили эти все письма, что я писал из Смоленска. Но я от вас не получил ни одного, так что мне очень скучно, бо не знаю о вашем здоровье и жизни. Я в дороге опустил до вас красноармейскую справку, не знаю, получили ли вы…
…а сегодня встретил родного человека, это Пётр Горбовский, сын Богуслава Васильевича, служим вместе…»[5]
На этих строках он остановился. Хотел закончить письмо, да не смог, усталость свалила. Спал за столом, положив голову на руки.
Утро наступило. И это было не просто утро.
– Подъём. Тревога!
Ничего не понимая и не осознавая, вскочил, надел сапоги, шинель, на плечо вскинул карабин – и бегом во двор.
Четыре часа утра.
Рядом Кузьмин.
– Стас, проснись. Говорил, ложись отдыхать, не слушал, теперь спишь стоя. Проснись!
– Петрович, а что случилось, немцы?
Кузьмин рассмеялся.
– Хуже, учения. Команду дали на учения. Если бы немцы – сверху снаряды сыпались бы, а так – просто учения. Ну что, проснулся?
Стас действительно проснулся. Вспомнил, что не закончил письмо, достал его, наскоро здесь же в строю дописал и передал по цепочке письмоносцу. Всё! Весточка на родную землю полетела. Спустя десять минут они с Кузьминым мчались к установленному боевым расписанием месту.
В тот день им хорошо досталось. Набегались вдоволь, но устать не успели, некогда было. Остановились к шестнадцати часам.
Объявлен перерыв.
Конечно, всю картинку учебного сражения с их колокольни не рассмотреть, и не их это вопрос, учением управляли командиры. Ну а их роль состояла в том, чтобы выполнить задачи, которые определены боевым расписанием. И они их выполнили. Если так же работали и другие бойцы, значит всё в порядке, командир будет доволен. Обедали на боевых постах. Раздатчики пищи с бачками пронеслись по окопам. Всё, можно передохнуть. Кузьмин потянулся к папиросам. Чиркнул зажигалкой, пахнуло едким, но приятным дымком. Стас не курил, однако дым ему был приятен. Он прикрыл глаза.
По траншее пронеслось: «Командир дивизиона идёт».
Действительно, чуть пригнувшись, по траншее шёл командир, сзади начальник штаба и незнакомые Стасу офицеры.
Командир остановился около их расчёта.
– Кузьмин, и как наш «толмач» трудится?
Петровичу было приятно, что командир его помнит. Но слова «толмач» боец не знал. Он вопросительно посмотрел на Ходоренко.
Помог капитан Ерёмин.
– Командир спрашивает о Поповиче.
Ходоренко недовольно посмотрел на начштаба.
– Прошу без переводчиков.
Кузьмин и сам уже понял, о чём спрашивает майор.
– Попович уверенно входит в строй, матчасть знает отлично, инициативный боец, служит добросовестно.
– Ну и прекрасно. Попович, домой письмо написал?
Стас вытянулся во весь рост. Ерёмин стукнул по плечу.