Мать замолчала, медленно повернула лицо к стене и прикрыла глаза.

Анатолий ночь спал плохо. Утром, ни свет ни заря, он был на объекте.

Удивительно, но перед ним действительно стоял человек, очень похожий на сына. Галина с лицом и улыбкой победителя стояла чуть в глубине их конторки. Она чувствовала: сенсации сегодня точно не избежать.

Рахмонов рассказывал о себе. Рассказывал спокойно, уверенно, хоть и с небольшим акцентом, но его русский был вполне хорош. И чем больше говорил, тем больше Анатолий Курбанович убеждался – перед ним действительно родственник.

– Послушай, а откуда ты так хорошо русский знаешь?

– От деда всё, он по-русски очень хорошо разговаривает, меня просил этот язык учить, и отец по-русски хорошо говорит.

– Расскажи про деда.

Парень о своём дедушке знал немного. Фронтовик, разведчик, был ранен. До Берлина дошёл. Уволившись по инвалидности, работал в колхозе, дом содержал. А что этот парень больше мог знать? Их, детей и внуков, у деда было полтора десятка душ. Дети росли, старшее поколение трудилось в поте лица, не до бесед было. Семья Рахмоновых от земли кормилась. С десяток баранов держали. Позднее сыновья деду помогали, а с 1991 года все мужчины на заработки разъехались, вот и он в Москву приехал. Здесь на стройке и его старший двоюродный брат работает.

– Дед рассказывал, что у него в Москве была хорошая знакомая, но он все контакты потерял.

Артамонов понял, надо поговорить с тем человеком, который предположительно его отец. И сделать это нужно немедленно. Телефона у парня, конечно, нет, а вдруг дома есть связь.

– Послушай, а с дедом твоим по телефону можно поговорить?

– Да, конечно, дома есть телефон, мои родители с дедушкой вместе живут.

– И что, ты сможешь сейчас с ним связаться?

– Если они дома – можно.

Анатолий Курбанович достал довольно редкую в те времена штуку под названием мобильный телефон и передал Рахмонову.

– Набери номер. Пусть дед подойдёт. Сможешь?

Парень растерялся, было видно, что он не знаком с мобильником. Но тут кстати оказалась Галина.

– Давай я наберу.

Через несколько минут в телефонной трубке послышалось приветствие на таджикском языке. Внук что-то быстро, скороговоркой ответил и передал трубку Артамонову.

– Здравствуйте. Меня зовут Анатолий. Внук ваш передо мной стоит. Да нет, всё нормально, долетел удачно, устроен, всё хорошо. Но у меня вопрос личного характера.

Он посмотрел на присутствующих при беседе. Галина уловила этот взгляд и, взяв за рукав мастера участка, который привёл Курбана, вытолкала за дверь. И, как бы ей самой не хотелось побыть при разговоре, обещающем стать той самой сенсацией, Галина тоже вышла из помещения.

Анатолий Курбанович после паузы продолжил.

– Послушайте, Курбан Халимович. Вам ничего не говорит имя Наталья, Наталья Ивановна? В сорок первом она работала в госпитале в Москве. Ваш внук рассказывал, что вы в Москве в госпитале в начале войны лечились.

Пауза.

– Курбан Халимович, вы слышите?

– Да, да, я хорошо слышу.

Голос абонента по ту сторону провода был с лёгкой хрипотцой, чувствовалось, Рахмонов-старший взволнован.

– Наташа? Да, я знал такую женщину… А вы, простите, вы почему задаёте этот вопрос?

Тут уж волна переживаний тёплым плотным покрывалом накрыла Артамонова. Он вспотел, лицо горело, он это чувствовал. Неужели это случилось? Неужели он разговаривает с отцом?

– Почему? Дело в том… Понимаете, мне кажется…

Он силился и не мог подобрать слова, в горле пересохло.

– Наташа жива? Неужели такое возможно… Я в сорок четвёртом после ранения был в Москве, искал её, но мне сказали, что она под бомбёжкой погибла. Неужели жива… Вас как зовут?