18-й месяц 252 года, день 38.

Сегодня мы пошли на центральную площадь, где обычно разворачивался праздничный балаган. Я выменял для Киры костюм РОНа, пришлось его ушивать, она делала это умело и очень быстро. Надо сказать, что за время житья у меня она подшила всю мою одежду, все постирала. Мне это очень нравится, но больше всего меня радует, что Кира поправляется, у нее хороший аппетит.

Мы приехали на площадь к самому разгару праздника. Толпы РОНов и низкочинных КИРов заполонили площадь, споря у крохотного базара, где можно было в честь праздника купить гнилые сушеные земляные корни из подземного города, сладкие, от них потом болел живот. Дети обступили жонглеров и акробатов, скачущих по снегу, подбрасывая вверх стулья, тарелки или кого-нибудь из расхрабрившихся детей. Мы с Кирой встали к ним, с интересом наблюдая за этой бесхитростной игрой. Кира визжала и прыгала вместе с детьми, оглядываясь на меня полными радости глазами, дети сразу же приняли ее к себе, а это дорогого стоит такое мгновенное доверие. Когда жонглеры и акробаты устали, Кира организовала детей в хороводы, дети хором пели, желая отблагодарить артистов, артисты хлопали им, подпевая, сами превратившись в зрителей.

Пока Кира играла с детьми, я смотрел на большие яркие шары, зависшие над площадью, упираясь в снежный купол. К каждому шару была приделана панель с крупной надписью какого-то изречения из Великой книги, но я никогда не читал их, мне нравились сами шары. Еще в детстве, когда нас из ОДУРа приводили на площадь потратить свои жалкие деньги на серые леденцы, мы с ребятами выбирали себе по шару, на ходу придумывая приключения, старались делать это, как наша Кира. Потом мы ей рассказывали нашу сказку, перебивая друг друга, а она смеялась. Каждый год я это вспоминаю, когда прихожу сюда, больше и нечего вспомнить, только Киру, Кира, их сына и нас. Странная штука жизнь, получается, что она была раньше, а что же сейчас?

Я сильно задумался, ощущая во рту вкус печенья, которое делала Кира из серой массы и леденцов – я не ел ничего вкуснее, никто из нас не ел. Ко мне подошел девятый и встал рядом. Увидев, что я смотрю на шары, он, думая о том же, стал рассказывать свою часть сказки, где он на том большом красном шаре смог облететь весь наш каткьюб, все-все посмотреть и найти место, где нет снега, никогда нет снега. Мы обнялись, сегодня я имел на это право. Как же он похудел, с каждым годом он становился все меньше, медленно врастая в землю девятый был уже немногим выше новой Киры, с удивлением смотревшей на нас.

Я представил девятого, он засмущался, но тут же добавил, что он бесполый, что нас всех такими сделали. Кира погрустнела, она умела так глубоко смотреть на других, задавая немой вопрос, что девятый совсем засмущался, я никогда не видел его таким.

Мы пошли на карусель, это была огромная сварная конструкция, сделанная из разных частей проката. Ее сделали очень давно, когда я еще не родился, она страшно скрипела, краска во многих местах облупилась, но период ремонта должен был наступить только через год. И все же она была замечательная. Все сидели на длинных узких лавках, стараясь держаться за лавку или за соседа, тонкая спинка сильно впивалась в тело, но это была хоть какая-то опора. Кир рассказывал, что раньше на площади каждый месяц устраивали представления, длились они несколько дней, чтобы каждый мог сходить, но потом, полвека назад, эти ярмарки признали недостойными, ведущими сознание граждан в бездну животных страстей – и все отменили, оставив лишь один месяц в году. Жрецы считали, что перед новым годовым периодом каждый человек должен выгнать из себя животное, поэтому после ярмарки все должны были идти в молельный дом для осознания своего животного я и изгнания его из тела. Правда, никто не ходил. Это я знаю точно, я не раз сам приходил в молельный дом после ярмарки, там было пусто, не было даже жрецов.