Сидящие за столом одобрили такое расписание и за это дело, за будущие путешествия, выпили еще по бокалу. После этого разговор за столом принял несколько беспорядочный характер – говорили, кажется, обо всем на свете. Из-за стола встали чуть ли не в одиннадцать.

Гуров подождал, пока последние участники ужина покинули столовую, после чего обратился к повару Григорию:

– Ну а теперь у тебя на кухне можно возиться? Мы тебе не помешаем?

– Теперь мешать нечему, – отвечал повар. – Разве что помешаете Ане посуду мыть.

– Ничем вы мне не помешаете, – отреагировала на это горничная.

Так что в течение следующего часа сыщик и водитель Илья устанавливали камеру наблюдения на кухне, проверяли и налаживали ее работу. Шел уже первый час ночи, когда Гуров наконец отправился спать.

Гуров привык просыпаться рано, даже если накануне лечь пришлось за полночь. Вот и в этот день он встал в восьмом часу. Умылся, прошелся по комнате, вдохнул живительный лесной воздух и решил сначала прогуляться по горной тропе, а затем искупаться в бассейне. «Ведь я здесь вроде как на отдыхе, – подумал он. – Надо пользоваться такой возможностью».

Он надел спортивный костюм и вышел из дома. И первым, кого он увидел, был садовник Егор Васильевич. Немолодой садовник вел себя странно: сначала пробежал мимо дома в одну сторону, потом вернулся, уже с лопатой в руке, снова куда-то побежал. Вид у него при этом был до того растерянный, что Гуров не мог не спросить:

– Егор Васильевич, у вас что-то стряслось?

– Стряслось, еще как стряслось! – отвечал садовник. – Настоящее несчастье случилось!

– Да что такое? – насторожился сыщик. – С кем несчастье?

– С клумбой, которую мы вчера с Ириной Васильевной сажали! – воскликнул Егор Васильевич. – Уничтожил кто-то клумбу, начисто уничтожил! Я теперь не знаю, как Ирине Васильевне об этом сказать. Она вчера так радовалась, когда мы все это высадили!

– Ну-ка, покажите это место! – приказал Гуров.

Садовник повел его вокруг дома, мимо теннисного корта и дальше, к бассейну. Здесь, немного в стороне от бассейна, сыщик увидел что-то, что на первый взгляд выглядело как куча грязной земли. Только приглядевшись, можно было различить среди комьев грязи отдельные синие, розовые, изумрудные лепестки – все, что осталось от росших здесь цветов.

– Этот злодей не только рыл, он еще и топтал, – объяснил Егор Васильевич. – Внимательно работал, ни одного цветка целого не пропустил. И ему этого мало показалось: он еще и лилейники затоптал – они здесь по соседству росли, и ирисам досталось, и розам… Как он при таком усердии весь парк не уничтожил, даже не знаю!

Первое, о чем подумал Гуров, увидев это злодеяние, – это о камерах наблюдения. Неужели действия ночного погромщика не попали ни на одну из них? Он поискал глазами камеры – и ни одной поблизости не обнаружил. И это было понятно: участок находился вдали от ограды, от теннисного корта, где часто проводили время обитатели дома, от плавательного бассейна. Ни управляющему Леонидову, который размещал камеры в поместье, ни самому Вершинину не пришло в голову, что за этим живописным уголком тоже надо наблюдать. Да и он, Гуров, не собирался размещать здесь дополнительные камеры. «Выходит, теперь придется купить еще аппаратуру, – подумал он. – Надо, чтобы вся территория парка находилась под наблюдением. А пока я буду этим заниматься, – тут же пришла ему в голову мысль, – этот злодей найдет следующую болевую точку, где можно нанести удар…» Но ничего другого он пока придумать не мог.

Однако следовало установить, кто совершил эту пакость. Гуров огляделся вокруг, не увидел того, что искал, и спросил: