Потянулись долгие часы ожидания. Оставаться в доме было невмоготу, и Сева то и дело выходил на крыльцо, вдыхал пропитанный весенней сыростью воздух, всматривался в темноту.

Дядя Гриша с Власом Петровичем Головиным появились, когда заря еще не занялась, но звезды на небе уже потухли. Самый темный час, самый страшный. Наверное, Сева все-таки задремал, сидя на крыльце, потому что, когда кто-то легонько тронул его за плечо, едва не вскрикнул.

– Свои, – сказал дядя Гриша и тут же спросил: – Ну как вы тут?

– Митяй спит. – Сева встал, потер словно песком засыпанные глаза. – А вы? Получилось?

– Получилось. – Дядя Гриша ободряюще похлопал его по плечу, прошел в дом.

Следом на крыльцо поднялся Влас Петрович. Вид у него был странный, какой-то пришибленный. На Севу он даже не взглянул, оперся на перила, закурил. Оставаться рядом с ним было неловко, словно бы Сева напрашивался на разговор. А он не напрашивался, у него и собственных проблем хватало. И обсуждать эти проблемы он станет не с командиром, а с дядей Гришей. Так уж вышло, что только дяде Грише он может доверить эту страшную тайну. Поэтому Сева ничего не сказал Головину, а молча вернулся в дом.

Добыча оказалась богатой. Это если судить по тому, с каким восторгом Тимофей Иванович рассматривал принесенное.

– Прекрасно… великолепно… – бубнил он себе под нос, перебирая многочисленные пузырьки и пакетики. – Отличная работа, господа! Просто великолепная!

Дядя Гриша никак не реагировал на его восторги, он стоял на коленях перед лежащем на диване Митяем, гладил того по белым волосам. Сначала гладил, а потом просто положил одну руку на лоб, а вторую на грудь, закрыл глаза, будто сосредотачиваясь на чем-то понятном только ему одному.

– Как он? – Сева встал за сего спиной.

– Жар спал. – Дядя Гриша обернулся. – И дыхание ровнее.

– Взял бы вас себе в помощники, любезный, – отозвался Тимофей Иванович. – Вы поразительно точно для обывателя оценили состояние пациента. Да, ваш сын стабилизировался. И с добытыми вами препаратами у меня появилась надежда на благополучный исход. Думаю, ему даже не понадобится повторное переливание крови.

– Это хорошо. Спасибо, доктор! – Дядя Гриша встал с коленей, посмотрел на Севу, сказал шепотом: – Выйдем, Всеволод. Разговор есть.

Они тихонько протиснулись мимо увлеченно перебирающего лекарства доктора, вышли во двор, где закуривал очередную папиросу Влас Петрович.

– Что? – спросил Сева нетерпеливо. – Вы что-то видели?

– Видели, – дядя Гриша кивнул. – Еще одного упыря прямо в городе.

– Я не понимаю…

Сева и в самом деле не понимал, откуда взялось столько упырей. Ему думалось, что всех созданных старой ведьмой они убили еще неделю назад, а потом столкнулись на поляне с бывшими односельчанами Митяя: мужиками, бабами, детьми… Откуда они взялись? Кому потребовалось их создавать?

– Фон Клейст? – выдвинул он единственно логичное предположение.

– Зачем ему? – Дядя Гриша пожал плечами. – Он упырь, но не дурак. В первую очередь он должен думать о своей безопасности. А какая тут безопасность, когда по Гремучей лощине шастает столько нежити?! Пойдут слухи, разговоры. Опять же, одно дело – гражданское население, и совсем другое – немецкие солдаты.

– Думали они о своих, когда половину гарнизона в овраге прикопали, – хмыкнул Влас Петрович. – Нет у этих тварей ничего святого.

– Святого точно нет, но чувство самосохранения быть должно. Особенно у фон Клейста. Этот выродок очень осторожен. Я своими собственными ушами слышал, как он с сестрицей ругался из-за этих… – Дядя Гриша замялся, быстро глянул на Власа Петровича, – из-за этих девочек. Из-за того, что она с ними творила, почти не таясь. Нет, это не его рук дело.