– Молчи ведьма! – перебил ее жестко Строгий, будто освободившись от чар и вернув себе самообладание. – Закрой свой рот! Как ты смеешь клеветать князя!?
– Полно воин, полно, – все так же невозмутимо отвечала искусительница. – Коли не веришь мне, коли считаешь виновной, коли не смогу тебя переубедить, то руби головушку мою. Руби с плеча. Руби наотмашь. Только знай…
Она подошла к нему предельно близко, так что Ермолай смог почувствовать ее запах. Запах весенних полевых цветов.
– Только знай – вины моей нет. И ты горько будешь сожалеть о содеянном.
Ермолай Строгий от таких слов слегка растерялся. Он почувствовал себя глупым мальчишкой, которого обвинили в шалости, но которую он не совершал. Рука поднимала топор, веки закрылись, а губы прошептали:
– Прости.
Через мгновения глаза открылись, топор ударил и голова Голубы, упав, покатилась по деревянному полу.
Выходя из дома, держа отрубленную голову за волосы, охотник за нечестью произнес:
– Честь и клятва превыше всего.
Ночной лес, как и прежде, молчал. Лишь голос Строгого одиноко нарушил безмолвие:
– Дело сделано. Колдунья обезглавлена. Уходим!
Ратибор выбежал из своей засады, и чем ближе он подходил к Ермолаю, тем сильней расширялись его глаза. В них блестел ужас.
– Да что же это такое? – заскулил молодой охотник. – Да как это могло получиться? Ермолай за что?
– Ну, полно – полно, малой, – попытался успокоить его старший. – Такова наша работа. Ее не сделаешь, руки не замарав.
– Какая к бесам леса работа! – завопил словно раненый зверь Ратибор. – Ты почто ее загубил!?
– Угомонись ради бога огня, малой! Пока я тебя не высек как дрянную девчонку, – сказав это, Ермолай погрозил Ратибору тем, что было в его руке.
Строгий осекся. Он краем глаза заметил то, во что не хотел верить. Он поднял окровавленную добычу поближе, чтоб рассмотреть и не поверил своим глазам.
В его руке была отрубленная голова Прасковьи Охотницы.
2
Два охотника вошли в дом с выбитой дверью, держа топоры перед собой. Голову Прасковьи они оставили в мешке на улице. Тело решили найти позже, после завершения задания.
Они договорились не разговаривать с ведьмой, а как только ее увидят, сразу пустят в ход оружие. Строгий уже успел убедиться в том, что магия ведьмы сильна, а ее красота опасней заклинаний.
– Видишь, как эти черные сгустки ведьмовской энергии летают по залу? – спросил Ермолай. – Это означает что Голуба все еще в здании. Она не успела скрыться.
– А возможно, она и не хотела бежать, – продолжил Ратибор мысли старшего, дрожащим голосом. – Возможно, она знала, что мы вернемся, что бы убить нас.
Послышался скрип деревянных полов, ведьма вышла из тени. В этот раз она не улыбалась. Оба охотника замахнулись топорами, но кинул в цель только Ермолай. На его удивление оружие пролетело сквозь женщину.
– Бесы леса! – закричал старший. – Это видение! Осторожно!
Внезапно за спиной прозвучал скрип. Строгий с разворота попытался ударить по врагу, но его второй топор смог разрубить лишь воздух. Он снова ударил, но теперь в темный угол. Сталь наткнулась на камень, и издало жалкое: – Здынь.
Ермолай наугад начал рубить тьму. Досталось и сгусткам ведьмовской энергии, но все безрезультатно. На лестнице, ведшей на второй этаж, промелькнул еле заметный свет. Второй топор охотника полетел за ним следом, но, отлетев от невидимой в темноте преграды, куда-то упал.
– Выходи проклятая! – завопил он.
Все это время Ратибор стоял неподвижно с поднятой рукой. Старший схватил его за плечо и с силой потянул к себе.
– Очнись болван, коли жизнь дорога!
Ратибор словно тряпичная кукла свалился на пол. Глаза его безучастно смотрели в темноту.