В черновике роман назывался «Первые впечатления». Элизабет не была предвзята в современном смысле этого слова. Она не составляла мнение о людях до встречи с ними и не судила о них по социальному статусу. Но тем не менее она выносила приговор, едва познакомившись с человеком, поскольку ей казалось, что она замечает все мгновенно и видит нового знакомого насквозь. Название «Первые впечатления», я полагаю, имело двоякий смысл. Во-первых, оно указывало на склонность Элизабет делать скоропалительные выводы; во-вторых, на то, что мы и сами склонны совершать те же ошибки, что и Лиззи.

Возможно и третье толкование. «Первые» в значении «первый жизненный опыт» – то, что случается с нами, когда мы только начинаем самостоятельную жизнь. По большому счету, этот роман вовсе не о предубеждении или гордости, даже не о любви. Ошибки, допущенные Элизабет – а ей было чуть больше двадцати лет, – заблуждения юности, промахи человека, который еще никогда не совершал глупостей, или, по крайней мере, никогда не сталкивался с необходимостью признавать их за собой. За колким остроумием, которым Лиззи прикрывалась, словно сверкающими доспехами, пряталась всего лишь неопытная девчонка. «Если бы я задумала приобрести богатого мужа или вообще какого-нибудь мужа…» – такое вряд ли скажет женщина, которая точно знает, чего хочет от жизни; скорее та, которая лишь начинает размышлять об этом. Свой обвинительный приговор самой себе – «слепота, предубежденность, несправедливость, глупость» – Элизабет заканчивает выводом: «Вот когда мне довелось в себе разобраться![10]» Гордость Дарси и предубеждение Элизабет, его предубеждение и ее гордость – непростые отношения героев, безусловно, делают роман увлекательным. Но, проведя нас с Лиззи через все испытания – мы вместе делали ошибки и вместе учились на них, – роман преподал мне настоящий урок о том, как нужно взрослеть.


Взросление может стать самым значительным поступком в жизни. Казалось, только на днях кто-то бил младшего брата деревянной уточкой по голове, а всего лишь несколькими днями позже он уже заводит собственное дело, пишет книгу или воспитывает детей. Как это происходит? С точки зрения физиологии все ясно. Питание и зарядка делают свое дело, и мы, не прилагая к тому никаких умственных усилий, постепенно становимся старше, выше и волосатее. Но у взросления есть и другая сторона. Мы рождаемся маленькими комочками, которые ничего не знают и умеют только постоянно чего-то требовать от окружающего мира. Так откуда же со временем в нас берется способность находить общий язык с остальными и тем более любить их?

Вот о чем, как выяснил я тем летом, повествуют романы Джейн Остин. Ее героиням шестнадцать, девятнадцать, двадцать лет (в те времена женщины выходили замуж совсем юными). В произведениях чаще всего описан короткий промежуток их жизни: недели, месяцы или год. И за этот период они – иногда шаг за шагом, а иногда очень быстро – преображаются, переходят из одного качества в другое. Они появляются на свет, открывают глаза, издают первый крик, жадно хватают ртом воздух, а затем, успокоившись, принимаются разглядывать новый, незнакомый мир, в котором им суждено обрести себя. Они предстают перед нами еще девочками и день за днем, страница за страницей, прямо на наших глазах превращаются в женщин.

И то, как это происходит, стало для меня настоящим открытием. Я привык думать, что «взрослеть» значит ходить в школу, а потом на работу: сдавать экзамены, поступать в университет, получать грамоты и дипломы, обретать навыки, знания и прочие доказательства профессиональной пригодности. Так считали родители (и все, кого я знал). Если бы меня спросили – хотя это маловероятно, – какими личными качествами нужно обладать, дабы назвать себя взрослым, я бы сказал об уверенности в себе и высокой самооценке. Что же касается черт характера или достойного поведения – разве кто-то еще помнит подобные слова? Лично меня от них передергивало, до того угрожающе и бескомпромиссно они звучали. Они наводили на мысль о школьной форме, монашках, бьющих учеников линейками по рукам, холодном душе в морозное утро и прочих пытках, которыми взрослые во все времена мучили детей.