Подойдя к боксерской груше, отец Герман принялся быстро и методично наносить серии из двух-трех ударов.

– Пойми, мальчик. Демоны страшны не столько своими силами, сколько твоими слабостями, – наставник провел мощный апперкот, заставив грушу удариться о потолок. – Они мастерски вычислят все потаенные страхи, скрытые и постыдные желания – и вмиг обратят их против тебя. Они и пальцем не пошевелят – а ты будешь в их власти. Я не пытаюсь тебя запугать, лишь констатирую факт, – сместившись вбок, отец Герман ловко увернулся от летящего в него спортивного снаряда, провел очередную серию ударов.

Но внезапно остановился, повернулся к ученику спиной и зашагал обратно наверх, добавив напоследок:

– Руку перемотай бинтом, не нагружай сильно. И, Георгий… Ты сам поймешь, когда будешь готов. Ты… – наставник хотел сказать еще что-то, но, вздохнув чуть глубже, скрылся из виду.

За прошедшее в мучительных тренировках время парнишка нередко сомневался в истинности услышанных суждений – с того самого момента, когда в последний раз ощутил прикосновение матери и равнодушный взгляд отца.

Если бы он лично не видел процесс изгнания демона – источавшего мощь и гнев, словно загнанный в угол тигр, – в жизни не поверил бы в их существование. И это в стране, где по официальной версии партии не просто отрицалось всё сверхъестественное, но даже желание верить в подобное было под запретом.

В тот раз, как ему сказали, он видел настоящего сетха, демона гнева и ненависти, прислужника Сатанаэля. Черные вертикальные зрачки, жуткие и загадочные переплетения силы, покрывавшие дымящуюся кожу темными жгутами, – всё это навеки осталось в памяти. Еще больший ужас ему внушало то, что сетхи считались наименее опасными представителями мира демонов, – их отличала лишь непомерная физическая сила (и в редких случаях – умение управлять огнем).

Георгий до сих пор не мог взять в толк: чем какой-нибудь инкуб, прислужник Ашмедая, манипулирующий похотью и страстью человеческими, может быть опаснее разгневанного сетха, одним движением способного убить даже тренированного члена Ордена? Но вряд ли наставник врал или ошибался – уж это Гоша понимал. Не было у него на то причин.

Взглянув на часы, паренек тяжело вздохнул, поднялся на ноги и поплелся к центру комнаты, где каменный пол был расчищен для занятия, которое он не любил даже больше зубрежки. Черчение пентаклей… Он лично видел их эффективность при изгнании сетха, но тем не менее премудрость эта давалась ему с ощутимым трудом. Еще в школе он недолюбливал геометрию и никогда бы не подумал, что нечто похожее его ждет в столь далеком от школьных наук деле.

Исчерпав запас мелков, юноша поднялся к себе в комнату – небольшую каморку, практически лишенную мебели, зато оснащенную тайным лазом на случай опасности. Непонятно было, что может грозить посреди лесной глуши, где он проживал, но, думалось Гоше, иезуитам виднее…

Утро выдалось на редкость приятным: восходящее летнее солнце не успело еще прогреть прохладный с ночи воздух; ветерок, пробивавшийся сквозь занавеску, словно гладил по голове, а птицы беззаботным щебетанием возглашали приход нового дня. А еще – обошлось без мучительных снов. Хотя бы сегодня. Лишь ноющая боль в руке напоминала о суровой действительности, заставляя разлепить глаза и провести водные процедуры.

Разминка, силовые тренировки, завтрак, теория демонологии, отдых. После обеда – по второму кругу. Каждое действие было привычно и даже приятно – рутина, в которую превратилась его жизнь за последние полтора года, стала чем-то родным и предсказуемым, той опорой, которая не позволяла его сознанию рухнуть в пучину беспросветной тоски и жалости к себе. Как говорил отец Герман – сложно жаловаться на жизнь, если после усиленной тренировки даже дышать трудно. Так оно и было на самом деле.