Не дожидаясь ответа, девушка покинула помещение.

«Да, этот ушлепок совсем зарвался», – Динка со злостью пнула пустую пачку из-под сигарет на кафельном полу. – «И ведь кого выбрал, паскуда – самую беззащитную. Ленка… она же вообще, как из другого мира, словно ее в институте благородных девиц воспитывали, в девятнадцатом веке. Надо же – при слове „туалет“ краской заливается, дуреха. А этот и рад стараться, уродец. В одном Звонарева права, этот козел сам уже не остановится, не сможет. Если вовремя не тормознуть паскуду, он ей натуральный ад устоит. Ничего, уж я ему растолкую…».

Она знала таких, как Блудов – недалекие трусоватые подростки среднего звена молодежной иерархии. Им далеко до лидеров, кишка тонка, а выделиться-то хочется, очки заработать, вот и изгаляются, кто как может. Но не каждый из них превращается в такого подонка – только те, у кого внутри сидит гнусный вонючий комплекс неполноценности, осознание того, что ты в чем-то хуже остальных, много хуже. Эта язва не заживает, наоборот – растет, зреет, мучает душу, прет изнутри гноищем, и ты исподволь начинаешь догадываться о своей ничтожности. И что делать тогда? Не смиряться же с таким. Нет, конечно. Надо доказать, что это не так, что ты гораздо круче, чем считает собственное подсознание, причем доказать не только другим, прежде всего – себе. Только вот вопрос: а как это сделать, что совершить? Набить морду более сильному или равному? Куда там… на это пороха не хватит, нет у тебя стержня на такие поступки. И что тогда? Остается беспроигрышный вариант – публично травить самых безответных, тех, кто не огрызнется, не сможет дать сдачи, ведь при этом ты ничем не рискуешь, а внутренняя самооценка тут же повышается, временно заглушая боль от того, что смердит из самого нутра. Но в том-то и проблема, что временно, потом все возвращается заново. Значит, чтобы постоянно гасить внутреннюю боль, чувствовать себя выше, унижение других должно быть регулярным, не прекращаться, никогда. И плевать, что при этом чувствуют те, кто оказался слабее.

«Да, Сашенька, такие, как ты не меняются по своей воле, таких лечить надо, народными методами!» – резким ударом ноги девушка распахнула дверцу мужской раздевалки и выкрикнула, заглушая гомон множества юношеских голосов:

– Блудов! Ублюдок! Ты где?

Тишина, секунды две, не меньше.

Затем блеющий тенорок слева, чуть дрожащий, с еле заметными нотками растерянности:

– Ты чего, Спица?

Вот он. Среднего роста, сутуловатый, русые сальные волосы, на курносом носу красуется парочка перезревших прыщей, серые глазки бегают по сторонам, стараясь ухватить реакцию сверстников, выдать лучший ответ на публику. Похоже, нашел – его голос неожиданно твердеет:

– Чё за концерт? Дури нажралась или с бодуна?

– Дури во мне своей хватает, – она резко шагнула к оппоненту, почти прижав того к стене, – и ты это знаешь. Про Звонареву ничего мне сказать не хочешь?

– Заступница нашлась. Ну, если так приперло, можно и перетереть. Только тут-то зачем, при народе?

Динка словно выплюнула:

– Так ты же при всех ее унижать любишь, вот давай при всех и разберемся. По-моему – справедливо. Короче, недоносок, слушай сюда, повторять не буду: еще раз она твой голосок поганенький услышит – я тебе язык вырву, без анестезии.

Она прекрасно понимала, что такого хамства от девчонки (даже такой авторитетной, как Динка) Сашенька не стерпит, ну не позволит ему тот самый комплекс, поэтому, уже развернувшись, сделав вид, что уходит, она с нетерпением ждала ответа, надеялась на реакцию, ей хотелось этого…

– Слышь, коза. Тебя куда несет? За базар можно и ответить.