Гена с Лукичом вошли. На женщине было синее платье с красными цветами. Она представилась:

– Нина Александровна.

– Гена, – ответил предполагаемый зять.

Из комнаты показался светловолосый мужчина в белой рубашке и коричневых брюках. Мужчина протянул Гене руку:

– Владимир.

– Гена, – повторил потенциальный жених, стиснув его ладонь.

Судя по всему, гостей ждали. Посреди комнаты стоял стол, застеленный белой скатертью с двумя параллельными полосками по краям – желтой и коричневой. Гена насчитал на нем пять приборов.

– А это Светлана, – отвлекла внимание Гены от стола Нина Александровна, показывая на девушку, сидящую в кресле у окна. Светлана встала. Гена поздоровался и кивнул головой. Видел это в каком-то фильме, там белогвардейский офицер резко кивал головой. Светлана ответила тихим «здрасьте» и ушла на кухню помогать родителям, которые готовили еду для церемониального мероприятия – они раскладывали пищу в блюда и носили в комнату. Лукич торжественно поставил купленную по дороге бутылку «Столичной» в середину стола и путался у хозяев под ногами, делая вид, что помогает. Гена присел на стул у шкафа.

– Гена, а вы где работаете? – спросила Нина Александровна, входя в комнату с салатом в руках.

– На заводе.

– На каком?

– На моторостроительном.

– А кем?

– Слесарем.

– И я слесарем, – оживился Владимир, – на заводе монтажных изделий, – он вновь пожал Гене руку, как будто встретил брата по крови.

– Ну что? – сказал Лукич, потирая руки. – Пора за стол?

Гену со Светланой посадили во главе стола. Владимир с Ниной Александровной сели слева от них, со стороны Светланы, а Лукич справа, рядом с Геной, напротив Владимира. Первый тост был за знакомство. Потом пошло как обычно. Опрокидывались рюмки за здоровье, счастье и всякие радости, заедались в сопровождении благозвучного бренчания вилок о тарелки. Лукич с Владимиром обсуждали свои дела. Гена искоса разглядывал Светлану.

Она была среднего роста, не худая, но и не совсем полная, в меру сбитая. Белая блузка хорошо подчеркивала фигуру. Гена обратил внимание на выступающую из-под блузки грудь. Лукич ткнул Гену в бок. Все с наполненными рюмками в руках молча ждали, глядя в сторону Гены; взяв в руку стопку, Гена присоединился, выпил, подцепил вилкой соленый грибочек.

– Я в войну в Забайкалье служил. Шофером. Какой там зимой холод! – обнюхав кусок хлеба и отправляя в рот вареную картошку с мясом, продолжал Лукич свою байку. – Кругом степь. Едем мы как-то с лейтенантом. Метель! Ничего не видно. А дело-то на границе с Китаем было. Там японцы стояли. Ну и заплутал я. С дороги сбились, где граница, где что? Выехали как раз на японцев. Мы-то сначала обрадовались, думали, свои. А это японцы. Они сидят, тоже не поняли. Я, значит, кручу назад. А машины-то тогда полуторки были…

Гена опять стал поглядывать на Светлану. Русые волосы заплетены в косу. Голубые глаза. Нос правильной формы. На пухленьких щеках проступали розовые прожилки. Такие еще бывают, когда надкусываешь персик. Гена всегда обращал на них внимание, когда ел персик. Еще с детства. Беря в руку желто-красный плод, Гена ощущал бархатистость его кожицы и, поднося персик к носу, вдыхал ароматный запах. Осторожно, не сразу, надкусывал и, медленно жуя, разглядывал виднеющиеся в месте укуса прожилки.

– Я кун-фу занимаюсь. Борьба такая, китайская, – Лукич явно врал, никаким кун-фу он не занимался. Он пел в хоре ветеранов.

– Заливаешь, Лукич, – Владимир недоверчиво посмотрел на него, – ну покажи какой-нибудь прием.

– Пожалуйста, – Лукич привстал, потянулся через стол и стукнул Владимира кулаком в нос.