В то же время на стол Сталину ложились донесения разведки о том, что американцы приступили к серийной сборке атомных бомб. Их диффузионный завод К-25 в Окридже работал с марта 1945-го. В Кремле – гнев и буря!

В этой чрезвычайной обстановке летом 1949-го состоялся приезд в Верх-Нейвинск председателя Спецкомитета Берии, прихватившего с собой Курчатова и других ответственных лиц. Машину для передвижения по городу московский шеф не заказывал, потому что она прибыла с ним в отдельном вагоне, а съезжала на платформу по специально сколоченному наклонному помосту. Мы, пацаны, вереницами ходили на экскурсию поглазеть на знатное деревянное сооружение, решив, что ничего особого оно собой не представляло. Покатое изделие на скобах из досок грубой обработки. Лаврентию Павловичу пришлось на месте оказывать практическую помощь руководству комбината. Первым облегчение в работе ощутил директор комбината Александр Леонтьевич Кизима, отстранённый от должности. Его несомненные заслуги не были приняты во внимание. В 1945-м разработку и производство газодиффузионных машин (ГДМ) руководство страны поручило ленинградскому Кировскому заводу. Тогда директором там работал Кизима, поставивший выпуск ГДМ на поток, за что коллектив ленинградских машиностроителей награждён орденом Ленина. Ему же поручили заняться их монтажом и в 1948-м перебросили из северной столицы в уральскую глухомань. Его фамилия была на слуху у всего городского населения. Посланник из Ленинграда уверенно подтянул и завершил строительство комбината, запустил его в строй, но технология оказалась сырая. Кизима, оставшийся не у дел, трагически погиб в сорок пять лет.

Другим причастным лицам на выявление причин технологического сбоя Берия дал срок три месяца, хотя общая картина прояснилась; Лаврентию Павловичу доложили, что вместо «семёрки» будет поставлена машина «Лаврентий Берия-6», которая не подведёт. Вместо прощания грозный инспектор бросил короткую фразу «иначе пеняйте на себя» и уехал в том же вагоне. От крутой расправы заводчан спасло наличие резервного варианта сборки атомной бомбы на плутонии, полученном на курчатовском реакторе в Челябинске. Её и взорвали. Год ушёл на переоборудование завода, который был повторно пущен в 1950-м и проработал ещё пять лет. Правительство тоже не дремало, издало постановление о строительстве в Свердлов-ске-44 нового завода Д-3, оснащаемого более совершенными машинами типа Т-45, Т-47 и Т-49 с трубчатыми фильтрующими насадками. Завод располагался в цехе № 24 и строился два года. Вопрос вопросов – какую кандидатуру предъявить Правительству для утверждения на ключевую должность начальника цеха-24? Достойных людей было хоть пруд пруди, но нужен был гигант ума и организаторских способностей. Выбор пал на Виктора Новокшенова со среднеспециальным и неоконченным высшим образованием, уже девять месяцев трудившегося на рабочей должности аппаратчика. Обучался он в Уральском политехническом институте не на физика-ядерщика, а на энергетика, но по учебной программе шёл с отличием. В своё время Виктор Фёдорович Новокшенов, будучи диспетчером Уралэнерго, угодил в обкомовский список перспективных работников и был переведён на строящийся атомный объекта в Свердловске-44. Это случилось в 1949-м. Правительство утвердило кандидатуру выходца из рабочего класса, посчитав, что в аховом положении на урановом заводе без диктатуры пролетариата не обойтись. Новый завод пущен в 1951-м. На нём получали оружейный уран с требуемой концентрацией девяносто процентов. В том же году была взорвана первая советская бомба на нём.