Я понимал, что отдохнуть нам сейчас просто необходимо. Пусть немного, только для самообмана, но надо. Поэтому я стал готовить топливо для разведения огня. Поторчим в дыму, посидим, остынем… «Как сложно себя обмануть, особенно когда надеешься на свои силы», – промелькнула мысль. Ваня молча принял моё предложение и тот час же отправился за дровами. Собрали всё, что попалось по руки, подожгли. Мхом привалили, только тогда с себя сдёрнули куртки.

– Фу-у! Чуть накомарник не прожёг! – вдруг выдал Иван срывающимся фальцетом, отшатнувшись от костра. По глазам видно – испугался не на шутку. Я ему:

– Ага, русский экстрим. Будем усложнять за счёт снаряжения, выбрасывать в день по вещичке. Сегодня твой накомарник спалим, завтра мой. Топор в речку, дырку в котле. Рис в болоте посеем, целых пять килограмм, масло и сахар сожжем. Веселее идти будет. А то мы что-то быстро уставать стали.

Но Ваня даже не улыбнулся.

– Здесь каждая вещь – золотая вдвойне, – сказал он, обращаясь как бы даже и не ко мне. – Во-первых, ты её на себе несёшь, а во-вторых, она тебе жизнь спасает.

– Поэтому важно подойти к путешествию со всей мерой ответственности, – тут же включился я. – Главное, чтобы ничего лишнего. Вот я раз видел прямо на тропинке масло подсолнечное, консервы…

– Правда? – оживился товарищ, как только я упомянул про еду.

– Ну да… Так вот, консервы лежат. Разные. Тушёнка, сгущёнка – поблескивают на солнышке, так и горят. Много… – вздохнул я, не способный себя остановить во вранье, ведь разговор зашёл про еду. – Спрашивается, откуда взялись? Кто-то не смог унести.

– Еда лишней, как я уже понял, не бывает, – осклабился мой товарищ в подозрительной ухмылке.

– А вещи лишние у тех туристов наверняка были, – и я подбросил ещё мха в огонь. – Радиоприёмник какой-нибудь, карт колода. Здесь это в лучшем случае годится на растопку. Или деньги, например. Будут валяться в кармане, пока не промокнут и не превратятся в комочки непонятного предназначения, которые спустя месяцы ты будешь с интересом рассматривать, пытаясь определить, что это такое. Деньги тут тоже не нужны, как, может быть, и многое не нужно человеку. Если только для особых случаев, – подчеркнул я последнее слово. – Совсем другая жизнь, как ты сам теперь понимаешь.

– Да, с одной стороны – многозначительность каждого шага, а с другой – вещи обесцениваются, ты перестаёшь цепляться за них и жалеть о мелочах… Всё переворачивается с ног на голову. Мне страшно теперь даже представить, сколько «нужных» вещей пылится дома на полках! – потряс Иван своей богатырской пятернёй. – Которые полноправно занимают пространство наравне с другими предметами только лишь потому, что имеют статус «доброй памяти» или способности «пригождаться»… Как будто пространство Земли и в самом деле резиновое! А приглядись к небу, и не захочется его ничем заполнять. Пусть в нём несколько облачков кружится, птичка росчерком, и всё, хватит! Там всё изначально завершено.

Я посмотрел в безоблачное небо, и засосало под ложечкой. Нет, много чего ещё мне в этой жизни хотелось.

– Дождя нам не мешало бы, дождя. Но в целом я солидарен с тобой. Разве человеку много нужно? Как мы видим по собственным силам, он вполне может обходиться тем минимумом, который с лёгкостью может унести на себе. Поэтому согласен: пускай всё в природе остается таким, какое оно есть, без чужеродного вмешательства. Человек непостоянен в главном: в дождь ему захочется солнца с той же силой, как сегодня мы желаем дождя, и потому все наши выводы, происходящие от скороспелых желаний, недальновидны… Непостоянство и лишнее далеко не в природе, нет. Оно, как выразился Михаил Булгаков, у нас в головах.