– Игорь, если тебе нужен апостол, я к твоим услугам. Меня это рассмешило, Егор тоже посмеялся. Я подумал, не убрать ли опьянение, а потом подумал: «Какого хрена?» и ужрался окончательно.
Глава шестая, в которой почти ничего не происходит
Ночью мне приснились дети-мутанты. Пасмурное небо, холодное серое море, пронизывающий ветер, но мне почему-то совсем не холодно. Холодный серый пляж, не песчаный и не из гальки, а словно из обломков серого кирпича. Или гранита, с такого расстояния не разберешь. Дети, их немного, не больше двадцати, я не различаю подробностей, я просто знаю, что это мутанты. Они стоят неровной шеренгой и неподвижно смотрят в море. Они чего-то ждут. Я смотрю на них со стороны моря, но я не в воде, а над водой. Невысоко, всего в одном-двух метрах, впрочем, я не смотрю вниз и поэтому не могу точно оценить высоту. Вдали невысокие серые горы. Нигде ни травинки. Ничего не происходит.
Суббота. Утро. Я дома, в родной постели. Мне хреново. Я обращаюсь мысленным взором внутрь себя, на секунду меня передергивает, я словно вздрагиваю внутри, и вот уже не осталось никаких следов похмелья. Я бодр и весел.
Иду на кухню и вижу мрачного Егора. Я протягиваю к нему руки и говорю «рэкс-пэкс-пэкс». Егор вздрагивает, кофейная чашка выпадает из его пальцев, он подпрыгивает, не удерживает равновесия и грузно шлепается на пол. Я хохочу. Приятель ругается, встает и некоторое время стоит неподвижно. Я беру тряпку и вытираю кофейную лужу. Егор говорит:
– Ты и это тоже можешь?
– Я все могу, – говорю я. Мне хорошо.
В субботу у Маринки выходной. Я позвонил ей, как только выпроводил Егора, порывавшегося растянуть попойку на второй день. Мы мило поговорили. Она сообщила, что у ее мамы все в порядке, насколько это возможно. Ее перевезли, только не в Кремлевку, а в центральный госпиталь ФСБ, что даже лучше. Маму постоянно осматривают врачи, которые не говорят ничего конкретного, но похоже, что у нее действительно все нормально, и через несколько месяцев она будет совершенно здорова. Но вряд ли ее выпишут раньше, чем через полгода, потому что медики хотят досконально разобраться, почему она выздоровела, и как это произошло, и что будет очень круто, даже научатся лечить коровье бешенство, и все это благодаря Маринкиной маме.
У самой Маринки тоже все хорошо. Кто-то из братьев посмотрел те новости, и теперь вся семья выражает ей радость по поводу чудесного исцеления. Карабас-Барабас даже сказал Маринке, что она вовсе не обязана работать в борделе и если не хочет, то пусть так и скажет Борману, и тот ей ничего плохого не сделает, семья будет платить ей пенсию, а она сможет спокойно учиться, получать образование и вообще у нее будет замечательная жизнь.
Я поинтересовался, что Маринка сама думает по этому поводу, она сказала, что ничего еще не решила. С одной стороны, бордель ее достал, а, с другой, там совсем не плохо, и вообще ей эта работа в целом нравится, хотя иногда напрягает. Тут Маринка наконец сообразила, что мне вряд ли понравится, если она будет продолжать там трудиться, и сказала, что она бы уволилась, но надо же как-то зарабатывать деньги, а ничего другого делать она не умеет. Я заявил, что это не проблема и деньги у меня есть. Маринка поинтересовалась, откуда, я многозначительно промолчал, а она спросила, почему, раз я такой богатый, хожу целый год в одном и том же костюме. Я ответил, что это мой стиль жизни, и, если она мне не верит, пусть продиктует номер своего личного счета, и я переведу туда столько бабок, сколько ей надо. Потом вспомнил, что, согласно фильмам про мафию, когда девочку забирают из борделя, полагается платить выкуп. Я предложил Маринке заплатить за нее, а она сказала, что в данном случае, скорее всего, ничего платить не придется, а вообще выкуп за девочку, тем более такую красивую, как она, бывает очень большой и что вряд ли у меня хватит на это средств. Я спросил, какая сумма потребуется, и она ее назвала. Цифра действительно впечатляющая, неделю назад я бы расстроился.