8. Наша жизнь есть непредсказуемая смесь радости и боли, неудержимого стремления к личному счастью и поиска ее смысла. Никто не развивается в абсолютно безопасной среде, любой опыт «ранит дух», требуя внутреннего исцеления. Однако наши действия часто приводят к тому, что мы ищем счастье не там. Понимание эмоций, а также человеческих привязанностей и потерь может быть полезным для нас и тех, кто, находясь рядом с нами, проходя через фазы плохого настроения, меланхолии и депрессии, соприкасается с основными экзистенциальными вопросами человеческого бытия (глава 11).

9. Духовное развитие и холистический взгляд на жизнь, как в определенном религиозном контексте, так и без оного, с одной стороны, зависят от владения эмоциями, а с другой стороны, способствуют ему (глава 12).

10. Завершающий «Эпилог» (глава 13) раскрывает вопросы жизни с разумной надеждой и в их эмоциональном и этическом равновесии, когда цивилизация быстро приближается к глобальной развилке, на которой определится направление социального и биофизического развития. Всеобщая рациональность в экологических вопросах необходима сейчас как никогда, дополненная ориентацией на личностную целостность. В поиске нового, и на этот раз холистического просветления, основанного на слиянии эмоций, духа, тела и разума, приходит конец материализму. В этом контексте невозможно обойти гипотезу «Первопричины» сотворения. Западный архетип, или модель этого Божественного участия в жизни человечества, на котором была взращена западная цивилизация, – это Иисус, который пришел в наш мир как один из нас. Хотя история Иисуса – не единственный пример Божественного участия, она является переломным моментом в эволюции человеческих представлений о Божественном как воплощении сострадательной любви, которая, как указывает история и многие другие науки, представляет собой одновременно и нашу основную потребность, и цель. В то время как природа и практика любви занимают центральное место в работе над нашими эмоциями (глава 7), основной посыл этой книги не требует принятия точки зрения Божественности. Однако исцеление болезненных эмоций с точки зрения автора, получившего научную подготовку, по крайней мере, отчасти является вопросом «Божественного милосердия», приходящего снаружи и при этом каким-то образом работающего изнутри, если мы отважимся представить себе Божественное эмоциональное сознание (глава 11).

В этой главе будут сжато рассмотрены способность к отношениям и эмоции в современном социальном контексте.

Мы живем в век холокоста отношений. Если кризис отношений не затронул нас лично, то уж точно коснулся кого-то из наших друзей, соседей или родственников. До тех пор, пока мне не перевалило за двадцать, я знал лишь одного человека, который развелся и женился повторно, это был мой дядя. Насколько я помню, все мои друзья детства из индустриального Йоркшира и пригорода Лондона в 40-е и 50-е годы росли в полной семье, за исключением тех, кто потерял одного из родителей во время Второй мировой войны. Ничего похожего на такую социальную стабильность и безопасность не досталось следующему за моим поколению, не говоря уже о современных детях. Многих детей тревожит возможность развода родителей, даже если их семейная жизнь кажется стабильной и надежной.

«Холокост» в данном контексте вовсе не является слишком сильным словом, и я обязан им моему другу, опытному психиатру. Каждый раз, когда семья распадается или переживает серьезное потрясение, внутренняя психическая реальность напоминает социальный и эмоциональный холокост. Большая часть разрушений остается скрытой, но воспоминания о них живут очень долго. Травма, чем бы она ни была вызвана, оказывает влияние на трудовую и общественную жизнь и здоровье. Многочисленные исследования это подтверждают.