– Всё бы тебе рассуждать, Вен! – Алисанда, ежесекундно оглядываясь, быстро вела пальчиком в тонкой лайке вдоль запылённых корешков, предусмотрительно, однако, не касаясь их самих. – Ага! Вот она!.. давненько охотилась…

– Что там? – Вениамин задержался у стены, где начинались (заканчивались?) круглые следы. Откуда они тут взялись?.. Стоп, а это что ещё такое?

Железная дверца прямо в кирпичной стене, створка размером с печное поддувало, совок разве что просунуть. Никаких особых запоров, простая задвижка. И – на ней нет пыли!

– «Ad propagationem speciei daemoniorum[3]». Сколько ж я за ней гонялась!.. Вен? Эй, ты что, меня не слушаешь?

– Санди, смотри.

– Э-э, Вен! Не вздумай открывать!..

– А она и так не заперта, – обнаружил тот, наклонившись ближе.

Скри-и-ип. Совсем рядом, в коридоре, за дверью!..

Они подскочили, оба, разом, Вен упал на одно колено, вскидывая самострел; Алисанда сунула книгу – солидный фолиант в чёрной коже с вынесенными на переплёт жуткими рогатыми мордами – в заплечный мешок, и встала рядом с Вениамином; руки во второй позиции, готовые кинуть одно из боевых заклятий, из настоящих, которые они вдвоём учили по удачно найденной в один из прошлых походов инкунабуле.

Скри-и-ип. И сразу шур-шур-шур-шур-шур-бум-м, словно шелест множества лапок с мелкими когтями и гулкий стук, точно круглый деревянный костыль – или протез – ударяет в пол.

Шур-шур-бум-м. Скри-и-ип. Дверь вздрогнула. Кто-то огромный, тяжёлый, остановился перед ними в коридоре, гигант, окружённый сворой – или свитой – мелких и совсем мелких созданий; так, во всяком случае, привиделось в тот миг Вениамину.

Спина у него взмокла, вся, сразу.

– Уходим, Вен, – прошептала Алисанда. Сама бледная, бисеринки пота сверкают на лбу и висках. – Пилим решётку и уходим. Не знаю, что это там за дверью, и знать не хочу. Уходим!

Шур-шур-шур – за железной дверцей в стене…

Санди метнулась, щелчком захлопнула задвижку.

– Вен?!

Он не шелохнулся.

В щель меж подпёртыми брусом, но неплотно закрытыми створками дверей ярко светило утреннее солнце; никакая «тень» или там «туша» не загораживала лучи. Перед аудиторией никто не стоял; за это Вениамин готов был ручаться.

И тем не менее за все сокровища этого мира он не вышел бы сейчас туда.

Тишина. Глухая, обволакивающая, давящая. Словно… словно все собрались и теперь ждут только команды.

Алисанда замерла у окна, рама уже распахнута. Серые прутья решётки, да, надо пилить, иначе не выбраться…

Вениамин подбил поплотнее брус, упиравшийся в двери, и шагнул к спутнице.

Лезвие заскрипело по металлу, и тотчас же раздалось новое шур-шур-бум. Справа и слева, в стенах. Сверху и снизу, под полом и над потолком, в перекрытиях. Вздрогнула и задребезжала запертая Алисандой железная дверка возле кафедры.

Скри-и-ип.

– Пили-и… – выдохнула Санди, бледнея. – Пили, Вен, ну пожалуйста…

Пилка вгрызлась в металл.

Шур-шур-шур! – тревожное со всех сторон. Ему показалось, или ряды запылённых книг на полках вздрогнули?

– Быстрее!

– Куда уж быстрее, и так стараюсь!..

Алисанда нервно смахнула пот.

– Что здесь может бродить, Вен? Это ж замуровано невесть сколько лет тому как! Что они тут жрут?

– Давай… отложим… теорию… на потом, – Вениамин ожесточённо работал пилой, серые опилки сыпались вниз.

Щеколда, запирающая железную дверцу в стене, затряслась, заходила ходуном и – медленно начала отодвигаться.

Санди взвизгнула. Вокруг её взметнувшихся ладоней заклубился лиловый туман – сила лей-линий (а под Академией их скрещивалась целая дюжина) пришла в движение.

– Тихо! – рыкнул Вениамин. Руки его так и мелькали, пилка сновала туда-сюда, щель в сером металле углублялась.