– Так я же его спас! – вскричал Шершень и тут же, накрыв рот ладонью, зашептал: – Я ведь их с «кузнечиком» из горящей шлюпки вытащил, так-на!..

– Вот тут ты и прокололся, чайкотрах, – вмешался в разговор молчавший до этого Толстый. – Я бы не удивился, если бы ты кого-то в огонь подтолкнул, но чтобы вытаскивать!..

– Толстый дело говорит, – подал голос и Робин. – Ты бы и маму родную не стал из огня выручать, пальчики бы, солёна Алёна, обжечь побоялся.

– Так я же… – вспотел от волнения сталкер, понимая, что и впрямь перегнул палку. – Я же, того… Он же меня сам позвал… Сказал, что отблагодарит. Что всю жизнь потом его щедрость вспоминать буду.

– И что, отблагодарил? – презрительно фыркнул Бизон.

– Ага…

– И как же именно?

– Без особых изысков, но щедро, чего там. Он меня убивать не стал.

Троица подельников дружно заржала. Вполголоса, старательно прикрывая рты.

– Хорош, – поднял наконец руку Бизон, – в хаер вам вошь… А ты, – сверкнул он на Шершня отраженным в глазах багровым отблеском, – давай веди нас к своему Плюху.

– Может не надо? – вздрогнули разом Робин и Толстый, даже в темноте было это видно.

– Что значит «не надо»? – круто развернулся к ним «предводитель». – Вы что, из Зоны выбраться не хотите? Если этот юный друг пожарных нам не насвистел, конечно… Но проверить-то нужно, в репу вам… – замолчал он, подбирая рифму.

– …дружно, – подсказал Шершень. И торопливо заговорил: – К Плюху вам идти не стоит. Я же говорю: он бешеный, так-на, разбираться не станет, кто вы такие и зачем его разбудили. А ко мне он уже привык. К тому же я обещал, что провожу его, Зону-то он не знает. Ну а вы просто за нами следуйте, только поодаль, на глаза не попадаясь. А когда до корабля дойдем, там что-нибудь придумаем. Свяжем его, пока он спит, разоружим…

– Прихлопнем, да и все, – добавил Робин. – Делов-то, солёна Алёна.

– А корабль ты поведешь? – поинтересовался сталкер.

Ответом ему было общее задумчивое молчание.

– Ну а сам что предлагаешь? – выдавил наконец Бизон. Чувствовалось, что ему очень не хочется просить совета у того, кого при других обстоятельствах он бы охотно сейчас отправил на свидание с праотцами.

– Я предлагаю вот что… – пристально оглядев окружающую его тьму, придвинулся к своим подельникам Шершень.

Плюху снились чайки. Отвратительно жирные, они, с трудом держась в воздухе, барражировали над самой поверхностью большой грязной лужи, про которую разведчик подумал: «До чего ж обмелело Черное море!..» При этом чайки почему-то испуганно верещали: «Блямс, блямс, блямс, блямс!» А одна из них, наиболее жирная и мерзкая, грузно шмякнулась оземь и, косолапо переваливаясь, зашкандыбала прямо к нему. Дошлепала и принялась орать прямо в ухо: «Просыпайся! Просыпайся! Подъем!..» Плюх огляделся в поисках камня или палки, ничего не нашел и попытался схватить вредную птицу рукой, но чайка оказалась на удивление ловкой и все попытки косморазведчика оказались безуспешными. Мало того, пернатая жирная гадина подскочила к нему и принялась долбить по плечу клювом: «Да проснись же ты! Я твой корабль видел!..»

Плюх, раскрыв глаза, стремительно подскочил. При этом он сбил бо́льшую часть еловых лап, и «шалаш» теперь действительно стал всего лишь большой грудой колючих веток.

– Что?.. – принялся протирать глаза разведчик. – Где корабль?..

Из-под лапника на коленях вылез Шершень.

– Тише ты! – зашипел он. – «Кузнечика» своего разбудишь!..

Плюх обернулся. Несмотря на едва подсвеченную багрянцем туч темноту, он сумел разглядеть лежавшего рядом с хвойной кучей, сложившего суставчатые лапы «богомола». Тот с тихим свистом посапывал, бормоча на выдохе еле слышное «блямс, блямс, блямс».