Приглянувшись монарху, Никомедия за счет народа в течение нескольких лет достигла такого великолепия, на создание которого могло потребоваться несколько эпох, и стала уступать по численности населения лишь Риму, Александрии и Антиохии. Диоклетиан и Максимиан вели деятельную жизнь и много времени проводили в лагерях или в пути во время долгих и частых военных походов, но похоже, что каждый раз, когда дела страны давали им передышку, они с удовольствием удалялись отдохнуть в свои любимые резиденции – один в Никомедию, другой в Милан. Очень сомнительно, что Диоклетиан вообще приезжал в древнюю столицу империи до двадцатого года своего правления, когда отпраздновал в Риме свой триумф. И даже по случаю этого знаменательного события он пробыл там меньше двух месяцев. Из-за отвращения к развязной фамильярности римского народа он поспешно покинул Рим за две недели до того дня, когда, как все ожидали, император должен был появиться в сенате, чтобы принять от сенаторов знаки консульского достоинства.
Нелюбовь Диоклетиана к Риму и римской свободе была не минутным капризом, а очень тонкой политикой. Этот хитрый правитель заложил основы новой системы управления империей, которую позже достроила семья Константина, а поскольку сенат свято оберегал старую конституцию, император решился лишить сенаторское сословие тех небольших остатков власти и уважения, которые оно еще имело. Мы можем вспомнить, что примерно за восемь лет до вступления Диоклетиана на престол сенат на короткое время обрел величие и честолюбивые надежды. Пока это воодушевление преобладало над всеми другими чувствами, многие аристократы неосторожно проявляли усердие в борьбе за дело свободы, а когда преемники Проба отвернулись от республиканской партии, сенаторы не смогли скрыть свое бессильное недовольство. На Максимиане, верховном правителе Италии, лежала обязанность искоренить эти больше досаждавшие власти, чем действительно опасные для нее, настроения, и эта задача прекрасно подходила его жесткому нраву. Самых знаменитых членов сената, к которым Диоклетиан всегда относился с подчеркнутым уважением, его соправитель обвинил в вымышленных заговорах, и обладание изящной виллой или хорошо ухоженным поместьем было неопровержимым доказательством вины. Лагерь преторианцев, который так долго служил гнетом для величия Рима, теперь стал защитой того же величия: эти высокомерные воины, почувствовав, что их власть близится к концу, естественно, были совсем не прочь объединить свою силу с авторитетом сената. Диоклетиан своими благоразумными действиями понемногу уменьшил число преторианцев, отменил их привилегии и заменил их двумя верными легионами из Иллирика, которые, получив названия иовианцев и геркулианцев, были назначены служить гвардией для императоров. Но самую губительную, хотя и не столь заметную рану Диоклетиан и Максимиан нанесли сенату своим отсутствием и его неизбежными последствиями. Пока императоры жили в Риме, законодательное собрание можно было угнетать, но им вряд ли можно было пренебрегать. Преемники Августа имели власть диктовать любые законы, которые могли им подсказать мудрость или каприз. Но эти законы утверждал сенат, в его решениях и постановлениях сохранялись формы прежней свободы, и, уважая предрассудки римского народа, мудрые государи были до некоторой степени вынуждены говорить и вести себя как положено полководцу и первому должностному лицу республики. Среди войск и в провинциях они открыто были самодержавными владыками и, когда стали постоянно жить вдали от столицы, навсегда отбросили то притворство, которое рекомендовал своим преемникам Август. При осуществлении и законодательной, и исполнительной власти государь советовался со своими советниками, а не спрашивал мнение великого законодательного собрания нации. Имя сената произносилось с почтением до последних дней империи, его члены по-прежнему имели почетные отличия, льстившие их тщеславию, но собрание, которое так долго являлось сначала источником, а затем орудием власти, понемногу было забыто. Сенат Рима потерял всякую связь с императорским двором и был оставлен на Капитолийском холме как почтенный, но бесполезный памятник старины.