К счастью для спокойствия человечества, это правило умеренности, рекомендованное мудрым Августом, было усвоено его пугливыми и порочными ближайшими преемниками. Первые цезари, гонясь за удовольствиями или тиранствуя, были так заняты этим, что редко появлялись перед армией или в провинциях. Не хотели они и терпеть, чтобы триумфы, которыми они сами пренебрегали в своей лени, были незаконно присвоены умевшими руководить доблестными заместителями. Военная слава подданного считалась дерзким присвоением права, принадлежащего одному императору, поэтому долг и интересы каждого римского полководца теперь были в том, чтобы охранять вверенные его попечению границы и не пытаться осуществлять завоевания, которые могли оказаться для него такими же гибельными, как для побежденных варваров.
Единственным прибавлением к Римской империи за первое столетие христианской эры стала провинция Британия. В этом случае преемники Цезаря и Августа были убеждены, что, отвергая наставление последнего, следуют примеру первого. Похоже, что близость этой страны к берегам Галлии соблазняла их применить военную силу. Приятные, хотя и недостоверные сведения, что в британских водах добывают жемчуг, были привлекательны для их скупости, а поскольку на Британию смотрели как на отдельный островной мирок, ее захват вряд ли мог считаться исключением из общей системы действий на континенте. После примерно сорокалетней войны, которую начал самый глупый, продолжал самый распутный, а закончил самый робкий из всех императоров, основная часть острова попала под власть римлян. Многочисленные племена бриттов обладали доблестью без умения руководить и любовью к свободе без духа единства. Они с диким бешенством хватались за оружие и с сумасбродным непостоянством складывали его или обращали друг против друга; сражаясь поодиночке, племена были покорены одно за другим. Ни стойкость Карактака, ни отчаяние Боадицеи, ни фанатизм друидов не смогли ни уберечь страну от рабства, ни противостоять неумолимому продвижению полководцев империи, которые поддерживали славу своей нации, даже когда ее трон позорил самый слабый или самый порочный из людей. В то самое время, когда Домициан, запершись в своем дворце, дрожал от страхов, которые вызвал сам, его легионы под командованием добродетельного Агриколы разбили объединенные силы каледонцев у подножия Грампианских гор, а его моряки, с риском для себя обучаясь плаванию в незнакомых водах, провели его флоты вокруг всего острова, показав всем частям Британии мощь римского оружия. Завоевание Британии считалось уже свершившимся, и Агрикола планировал завершить и упрочить свой успех легким покорением Ирландии, для чего, по его мнению, было достаточно одного легиона и небольшого количества вспомогательных войск. Этот западный остров можно было бы заботливым уходом превратить в ценное владение, а британцы с меньшим отвращением носили бы свои цепи, если бы зрелище и пример свободы были бы повсюду убраны из их пределов видимости.
Однако высокие достоинства Агриколы скоро привели к тому, что он был отозван с должности правителя Британии, а его разумный, хотя и широкомасштабный план завоеваний так и остался невыполненным. Перед отъездом этот осмотрительный полководец обеспечил безопасность римских владений в Британии. Он заметил, что этот остров разделен на две неравные части двумя противоположными друг другу заливами, которые теперь называются Шотландскими. Поперек этого узкого места, где ширина острова была примерно сорок миль, он расставил военные посты; позже, в правление Антонина Пия, эта линия была укреплена стеной из дерна, построенной на каменном фундаменте. Эта стена Антонина, проходившая почти между современными городами Эдинбургом и Глазго, стала считаться границей римской провинции. Каледонцы – коренные жители крайнего севера острова – сохранили свою дикую независимость и были обязаны этим своей бедности не меньше, чем своей отваге. Их набеги часто бывали отбиты и навлекали на них возмездие, но страна каледонцев никогда не была покорена. Владельцы земель с самым прекрасным и плодородным на земле климатом презрительно отвернулись от мрачных холмов, продуваемых зимними бурями, от озер, которые не видны за синим туманом, и от холодных, поросших вереском равнин, по которым толпа голых варваров гоняется за лесными оленями.