Так и не решившись задать вопрос, я прервала внутренний монолог, грозящий плавно перейти в жалость к самой себе, и наугад раскрыла китайскую книгу. Ткнула пальцем в третий абзац снизу на правой странице. Мой фирменный способ, который ни разу не подвёл. Обычно я использовала для гадания стоящий с краю в книжном шкафу увесистый фолиант Н. В. Гоголя. Так я умудрилась довольно точно узнать характер первой моей свекрови. Просто когда выпали слова: «Слушай же! – залаяла ведьма. – Если ты все три раза останешься дурнем, то не прогневайся… света более не увидишь», – мне как-то всё и сразу стало с Сарой Моисеевной понятно. Дурнем, то бишь дурой, я была в её обществе постоянно. Видимо, Николай Васильевич лично был знаком с матерью моего первого мужа и решил таким образом предупредить меня. Надо сказать, он даже приуменьшил, поскольку не учёл национального колорита.

Второй свекрови достались строчки из «Тараса Бульбы»: «Дома, – сказала жидовка и поспешила тот же час выйти с пшеницей в корчике для коня и стопкой пива для рыцаря». И хотя с предсказанием национальности первых двух моих свекровей получилось с точностью до наоборот, насчёт характерных черт матери второго мужа Гоголь снова не промахнулся. Она была хлебосольна, домовита, отлично готовила, постоянно что-то мыла и тёрла. Да ещё бесконечно поучала на мове, как варить борщи понаваристее. Рядом с ней я чувствовала себя криворукой и ленивой.

С третьей и пока что последней в моей жизни свекровью, как мне показалось сначала, вышла промашка. Прочитав в «Вие»: «…взглянув искоса, увидел он, что ведут какого-то приземистого, дюжего, косолапого человека. Весь был он в черной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его засыпанные землею ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли», – я крепко призадумалась. И лишь приехав в родной кишлак к третьему мужу, вдруг поняла, насколько гениален Николай Васильевич.

На самом деле Хадиджа была самой приличной из моих свекровей. Но внешне таджичка, затюканная жизнью, была такой же страшной, как Вий у классика. К тому же она носила и паранджу, и чачван, сплетённый из конских волос и закрывавший глаза. Однако мы с Хадиджой быстро нашли общий язык. Человеком она оказалась неплохим, если не сказать – хорошим. Для свекрови.

Проверенный мною на текстах Гоголя способ гадания мистически сработал на «Книге перемен». Палец упёрся в текст толкования к гексаграмме 41 – «Сунь. Убыль»: «Можно и приумножить то, [в чем недостаток] черепахой-оракулом [ценою в] десять связок [монет. От его указаний] невозможно отклониться…»

Так, про убыль понятно. Убыль – это ко мне. Причем ситуация, видимо, настолько неординарна, что для её разрешения книга советует обратиться к более древнему способу – гаданию по панцирю черепахи. Да не простой, с блошиного рынка, а какой-то редкой, необычно больших размеров. Ведь десять связок монет – наверное, немалые деньги?

Захлопнув книгу, я явственно различила на серой обложке тиснёный рисунок черепашьего панциря и задумалась. Цена её ровно тысяча – издана на глянцевой бумаге, с цветными иллюстрациями, в хорошем переплёте. Десять связок монет – десять раз по сто. В каждой китайской монете – дырка по центру, потому что носили их на верёвочках. Может быть, десять связок – это десять развязанных кошельков и речь идёт о десятом покупателе?

Итак, восполнить то, в чём я нуждаюсь, поможет данная книга. Но как? Даже если я её, в конце концов, продам, мне достанется десять процентов – сто рублей, так что общую убыль мою стольник никак не покроет. Такие деньги только детям на мороженое. Значит, десятый покупатель? И от него невозможно отклониться? Ничего себе ребус… Бабушка Ли, как мне тебя сейчас не хватает!