– Думаешь, она согласится позировать? – с видимым сомнением и скрытым ужасом пискнула я, мысленно перебирая самые страшные виды смерти от утопления и алкоголизма, грозящие Аньке. Если Надин видит её в жидкости – значит, утонет. Неужели в бутылке с абсентом? С другой стороны, алкоголь… Может, дадут бутылкой по голове, и Андре останется жива? Но вот закатившиеся глаза… Надо срочно спасать подругу от жуткой участи…

– А-а-а-а-а-а! – Такой чистой ноты «си-бемоль», которую издала Андре, никогда не мог от неё добиться её саундпродюсер при записи.

Мы с Надькой, вздрогнув, понеслись на звук.

В предбаннике мастерской, икая и всхлипывая, Андре судорожно тыкала пальцем в едва различимую тень на полу. Рядом в темноте горели два зелёных огня. (Надька, экономя на электричестве, крайне редко включала свет в прихожей, почему-то объединённой с кухней.)

– Феи? Неужели и мы сподобились? Вроде ещё и не особо выпили… Такие маленькие? – с удивлением хмыкнула Надин, нащупывая выключатель на стене. – А по словам Аньки, они толще Людмилы Эрнестовны…

Ярко вспыхнувший свет фантасмагорическим ужасом ударил по сетчатке. Тело! Мужик! Мёртвый! Желтовато-розоватые, отблёскивающие каким-то противоестественным перламутром трубочки, выпирающие клубком из голого живота через разошедшийся надрез над поясом низко посаженных брюк… Задранная рубашка и разбросанные в стороны фалды пиджака. Бордовый до чёрного фон, окружающий тело.

На мгновение мне показалось, что это Стас. Мышь зло блеснул на нас потускневшими при электрическом свете зелёными глазами, осторожно подошёл к голове лежащего мужика. Неизвестный, тьфу, труп был и правда похож, очень похож, но не Стас.

Почему-то в голову лезли дурацкие мысли. О том, что в формалине кишечник выглядит по-другому. Тряпично-серым, обесцвеченным. Вот ведь, анатомия была на четвёртом курсе, сколько лет прошло, а не забылось…

– Сэппука, – заворожённо прошептала Надька.

– При сэппуке ещё башку отрубают, – рявкнула я. – Вляпались…

Надин своим особым взглядом-прицелом фиксировала кота, кровь, кишки. Так, понятно, очередное творческое озарение. Будет потом нам рассказывать о красоте смерти по-японски. Или, упаси боже, нарисует.

Андре, не отрывая протрезвевшего взгляда от трупа, тихонько пятилась спиной к столу. Ага, у нас ещё осталась треть бутылки абсента. Икота у Аньки почему-то прошла. Наверное, от обиды, что оказался труп, а не феи.

Кисть сильнее меча!

Японская пословица

– Надь, у тебя спиртное в заначке ещё есть? – Андре в который раз попыталась выпить из пустого фужера. – Что будем делать? Звоним в милицию?

Я мучительно пыталась ответить себе на тот же самый вопрос. По-видимому, другого выхода нет. Хотя ох как не хочется.

– Так, девочки, подождите. – Надька трясущимися руками открыла бутылку французского коньяка. – В милицию звонить однозначно нельзя. У меня в сентябре выставка в Китае наклёвывается, я её год ждала. Не выпустят же. Ещё и виноваты останемся.

– Надь, ты совсем сдурела? – взревела Анька.

– Я не сдурела, просто очень не хочу рисовать небо в клеточку. Или в полосочку, если одиночка достанется. Тебе какие камеры больше нравятся? Групповые или вип-одиночки? – Надин залпом выпила коньяк.

– При чём тут камеры? Мы же свидетели…

Я переглянулась с Надькой. Значит, Андре не заметила главного.

– Живот нашему незваному гостю вскрыли папиным кинжалом, – как-то апатично-безнадёжно пояснила Надька. – Тем самым, подарочным. Он рядом с трупом валяется. Так что первая подозреваемая – я, а вы с Лейкой пойдёте подельницами. Только вот, даже если в одну камеру засунут, Ань, уже не выпьем вместе. На зоне – сухой закон. Давайте накатим, пока можем, и подумаем лучше, что делать. Хрен бы с ним, с биеннале в Китае, переживу. А вот одну камеру на двоих с тобой, Анют, нет.