Я должен кое-что сказать. Это касается не столько китайцев или обитателей Сандвичевых островов, сколько вас, читающих эти страницы, – то есть жителей Новой Англии. Кое-что об условиях вашей жизни – в особенности внешних условиях или обстоятельствах – в этом городе, как и любом другом. Неизбежна ли их сегодняшняя убогость, можно ли их улучшить или нет. Я немало ходил по Конкорду, и везде – в лавках, в конторах, в полях – мне казалось, что местные жители накладывают на себя епитимью тысячами разных способов. Я слышал об индийских браминах, восседающих меж четырех костров и смотрящих прямо на солнце. А иногда висящих вниз головой над пламенем или смотрящих в небеса через плечо, «пока не утрачивается возможность вновь принять естественное положение, а через искривленную шею в желудок не лезет ничего, кроме жидкостей». Я слышал о пожизненно самоприкованных цепью у подножия дерева, или измеряющих своими телами, подобно гусеницам, просторы обширных империй, или стоящих на одной ноге на вершине столба. Но даже эти формы сознательного самобичевания вряд ли более невероятны, чем сцены, наблюдаемые мной ежедневно. Двенадцать подвигов Геракла пустячны по сравнению с теми, что совершали мои соседи. Ведь их всего двенадцать, и каждый был конечен. Но эти люди из Конкорда никак не прогонят и не захватят в плен чудовище, и не закончат тяжкий труд. У них не было сподвижника Иолая, прижигающего раскаленным железом шею, с которой только что слетела голова гидры, чтобы на этом месте не выросло две новых.

Я вижу юношей, живущих в моем городе и имеющих несчастье унаследовать фермы, дома, амбары, скот и сельскохозяйственный инвентарь. Все это легче получить, чем потом избавиться. Им было бы лучше родиться в чистом поле и вскормиться волчицей – тогда яснее представляешь, какая пашня ждет твой плуг. Кто сделал их рабами земли? Почему они должны батрачить на своих шестидесяти акрах, когда человек обречен за жизнь съесть лишь пригоршню грязи? Почему, едва появившись на свет, они роют себе могилы? Им приходится жить навьюченными всем скарбом, как бы ни было это тяжело. Я встречал множество бессмертных душ, почти раздавленных и удушенных своим тяжким бременем. Ползущих по дороге жизни, волоча амбар размером семьдесят пять на сорок футов, свои Авгиевы конюшни, которые никогда не будут вычищены, и в придачу сотню акров земли – пашню, покос, пастбище и лесную делянку! Те же, кто не вписан в завещание, лишены ненужной обузы и обслуживают всего нескольких кубических футов собственной плоти, находя это вполне достаточным.

Но люди жестоко заблуждаются. Душа человеческая обречена лечь в землю и превратиться в компост. Воображаемая судьба, обычно называемая необходимостью, заставляет, согласно одной старой книге, копить сокровища, какие обязательно попортят моль и ржавчина, или украдет вор. Жизнь сия глупа, и они поймут это в конце ее, а то и раньше. Говорят, что Девкалион и его жена Пирра создали эллинов, бросая за спину камни:

Inde genus durum sumus, experiensque laborum,
Et documenta damus qua simus origine nati[1].

Или, как написал поэт Рэли в своей звучной манере:

С тех пор наш род жестокосердный,
терпящий боль и заботы,
Доказывает, что плоть – из камня.

Не стоит слепо повиноваться глупому оракулу, бросающему за спину камни не глядя.

Большинство людей невежественны, даже в нашей сравнительно свободной стране. Они настолько заняты надуманными делами и чрезмерно тяжким трудом, что не успевают попользоваться лучшими дарами жизни. Непосильная работа скрючила их пальцы и вогнала в дрожь. Получается, что трудяга не способен раскрыть полноту своей натуры. Он не может вести себя искренне с людьми, иначе его труд упадет в цене. У него нет времени на то, чтобы не быть просто машиной. Как он может помнить о своем невежестве (а это крайне необходимо для развития), если все время практикуется? Мы должны время от времени бесплатно кормить и одевать его, принимать от всего сердца, прежде чем судить о нем. Лучшие свойства нашей натуры, подобно румяным яблокам, могут сохраняться только при бережном обращении. Но мы не относимся трепетно ни к себе, ни к другим.