– У меня нет страховки, – ныла девчонка.

Ну вот, теперь еще и эта новость.

А дочери, жены и любовницы олигархов на таких дряхлых телегах не ездят. Другим же ремонт бампера моего железного корабля на колесах не по средствам.

А вдруг она химичка, оборудовавшая дома нарколабораторию!

– Ты работаешь?

– Да, я продавец в супермаркете.

Ну вот и всё. Это финиш.

– Могу отдавать из зарплаты.

Я поднял руку, выставив перед ней вертикально ладонь, показывая ей заткнуться и не нести чушь, сыпля мне соль на гениталии.

Что ты там будешь отдавать, монетки из оставленной сдачи?

– Что, очень дорого, да? – с дрожью в голосе произнесла она.

Я молчаливо покивал, продолжая смотреть не на нее, а на разбитый бампер, переваривая произошедшее.

– А что… а что же делать тогда? – лепетала она сквозь ком в горле.

Что делать, что делать! Водить надо осторожно! Овца!

– Снимай трусы, – рявкнул я.

Она оцепенела.

Ее глазенки нервно задергались за очками, фокусируясь то на моем правом глазе, то на левом, ища хоть где-нибудь спасения от такой постыдной участи.

– Я… – вырвалось у нее какое-то кряхтение.

И тут же ее лицо трагично искривилось. Из-под очков по щекам понеслись слезы. Обычные мокрые слезы, а не нефть, которую можно было бы продать и оплатить ремонт.

– Угху, угху, – хрипела она.

Может, она плачет от неверия в собственное счастье? Наконец-то трахнет кто-то.

Ты права, дуреха, не могло тебе так повезти.

– Ну всё, всё, – я подошел и обнял ее. – Я пошутил. Это же шутка такая. Конечно, шутка. Ну что ты. Успокойся. Успокойся.

Нет, мне не стало ее жалко. Может, я слегка переборщил насчет трусов, но это нестрашно, она это заслужила, будет повнимательнее в следующий раз. Однако и мой автомобиль я тоже не жалел.

В этот момент я почувствовал, что внутри, и даже не где-то глубоко, мне абсолютно плевать на повреждение машины.

Железо. Всего лишь железо.

Никакая это не скорость. Никакой это не престиж. Никак это меня не дополняет. И ничего обо мне не говорит.

Случись это вчера, я бы расстроился минимум на неделю. Я бы, возможно, не сдержался и так наорал на эту дуру, что у нее очки б треснули.

Но сегодня… Сегодня – это уже сегодня. Первый день остатка моей жизни.

– Ладно, ладно, ерунда, – спокойно говорил я ей почти в ухо, – не переживай, это ерунда, забыли, не было ничего.

Еще пара всхлипов. И я ее отпустил.

Не бросая взгляда на место удара, я направился к двери.

– А… а… гаишников не будем вызывать? – догнал меня ее неуверенный голос.

Не имей я одного ламинированного документа, я бы не рисковал вызывать полицию, потому что, как оказалось бы при официальной проверке, я управлял автомобилем, имея некоторую запрещенную долю алкоголя в крови, удачно приобретенную недавно в клубе «Сан-Марко». И это однозначно повлияло бы на исход разбирательства нашего дорожно-транспортного происшествия. Но такой успокаивающий документ у меня был. Это удостоверение общественного советника ГИБДД. При дорожной полиции имеется организация, куда входят представители общественности, перед которыми органы власти периодически отчитываются о результатах своей работы и учитывают их предложения и мнения. Всё это, конечно, формально, реально даже ни одного собрания не было. Но все общественные советники не подвергаются наказанию, и им оказывается всяческая поддержка и содействие со стороны ГИБДД – негласное, но обязательное к беспрекословному исполнению указание их начальника. А членство в этом совете обходится мне в 3000 долларов ежегодно. Оно того стоит. Зато я не переживаю, если не замечу какой-нибудь дорожный знак, не говоря уже об употреблении алкоголя. Поэтому вызывать или не вызывать гаишников мне в моем положении не так важно. Всё равно по бумагам я буду абсолютно трезв.