– Значит, тебе все-таки удалось отсечь кусок от той пирамиды? – требовала продолжения Кетин.

– Если бы! Захваты моего корабля бесполезно елозили по граням, соскальзывая с поверхности при попытке зафиксировать удержание. Ведь для того, чтобы темпоральное поле захватило какой-нибудь предмет, необходимо небольшое, но одновременное ускорение этого предмета вместе с кораблем.

– Так как же ты доставил образцы «чинка-четыреста шестьдесят пять» на Аларастрасию?

– Возле пирамиды, в донных отложениях, я нашел более пятисот длинных полос из того же загадочного материала, что и пирамида. При толщине десять и ширине сорок сантиметров эти закругленные на концах и на гранях полосы были длиной восемьсот два метра. Странные отрезки были не идеально ровными, а слегка перекрученными и напоминали нереально вытянутые лопасти пропеллера, как на некоторых машинах турбулентного типа. Довольный найденным, я запрограммировал роботов на откапывание и транспортировку полос на не заселенный приматами остров, а сам продолжал обследование планеты. Очень уж надеялся отыскать причину возникновения пирамиды. Ничего не найдя в этом направлении, я был немало удивлен редким и очень странным отношением приматов к остальным представителям животного мира. Количество и разнообразие «неразумных» видов было таким огромным, что даже трудно было сосчитать и классифицировать. Попадались даже виды, по некоторым признакам схожие с аларастрасийцами. Во всех мирах приматы, ставшие «разумными», постепенно сводили на нет почти весь остальной животный мир, доказывая своей агрессивностью полную невозможность сосуществования с ними. А на этой планете было наоборот. Животные никогда не нападали на приматов и даже оказывали им поддержку и защиту при землетрясениях, наводнениях или засухе. Поэтому, когда у меня созрел план уничтожения цивилизации, я решил попытаться по мере возможности сохранить животный мир, который мог бы существенно пострадать при ликвидации приматов. Построив огромную баржу на длительном источнике питания и смонтировав на ней кормопроизводящие линии, сырьем для которых служили простая морская вода и воздух, я с помощью завербованных местных жителей собрал на ней тысячи пар неразумных представителей планеты. Пришлось, правда, поместить туда же и тридцать приматов мужского пола для ухода за животными и лечения от возможных болезней. Я не беспокоился об их дальнейшей судьбе, так как прекрасно знал, что без самок они все равно вымрут. Баржа была запрограммирована на дрейф в центре океана в течение двух лет по местному времени. Как раз столько было необходимо для восстановления ледовых шапок на полюсах планеты, которые я собирался растопить. Затем баржа должна была подойти к удобному месту континента с восстанавливающимся травяным покровом и высадить на берег всех, находящихся внутри. И через несколько месяцев самоликвидироваться.

Когда была закончена эта кропотливая работа, я вернулся на свой базовый остров и смонтировал дождевую установку, которая вызывала непрерывный проливной дождь на всей планете в течение полутора тысяч часов. После выполнения своей задачи она полностью самоуничтожилась.

А сколько я намучился, стараясь уложить в зажимы все выловленные возле пирамиды полоски! Мой корабль стал похож на насекомое с двумя комплектами ног, вцепившееся нижними ногами в огромное, длиннее его в четыре с лишним раза, бревно, а верхними – такое же бревно вскинувшее себе на спину. Конечно, я понимал, что при темпоральном прыжке выступающие части будут отсечены, но возвращаться за ними уже не имело смысла: все равно их негде было разместить.