– Юлька, ну я же тебе объяснял!.. – Егор попробовал рассердиться, но представил себе презрительно поджатые упрямые губки и засмеялся. – Юлька, ты невыносима! Ну ты же знаешь, у меня только в среду будет полдня свободных!

– Целых полдня? С ума сойти! Счастливчик! – язвительно фыркнула девушка. – У всех нормальных людей сегодня выходной!

– Я занят, Юленька!

– Занят? Подумать только… Боссу пятки чешешь?

– Завтрак я готовлю, – хмуро пояснил Егор.

– Все обхаживаешь своего ненаглядного деспота? С ложечки кормишь?

– Юлька, прекрати! – угрожающе зашипел Егор.

– Прекращаю. Я, между прочим, внизу, напротив твоей подворотни. И если через десять минут ты не появишься, я поднимусь за тобой сама! – отрезала Юлька.

Егор медленно положил телефон на место и посидел немного, досадуя на то, что не может сию же секунду все бросить и удрать из дома, как это делают все нормальные влюбленные. И он снова поймал себя на том, что глупая улыбка не сходит с его лица. Удачно, что Родион не видит его счастливой физиономии.

Егор готов был признаться первому встречному, готов был кричать на каждом перекрестке о том, что уже выйдя из нежного возраста, впервые втрескался по-настоящему. До слез, до поросячьего визга, до бессонницы влюбился, как школьник, в пару карих глазок, пару длинных ножек и заодно в их хозяйку. Девчонка свалилась на его голову неожиданно и стала единственным светом в окошке.

Прочих просветов давно уже не было и в скором будущем не предвиделось.

Несколько лет тому назад, когда телекинетик Родион Березин стал постепенно завоевывать свою нишу на ниве свободного предпринимательства, когда рекой потекли совершенно шальные по обывательским меркам деньги, отношения между братьями за какой-то год не то чтобы испортились, но совершенно изменились. Нынче каждый из них знал свою партию в дуэте: Родион работает и зарабатывает, а Егор создает ему для этого условия.

Жизнь Березиных была расписана от и до, подчинена беспокойному, рваному, неумолимому ритму. Но в положении братьев Егор усматривал существенную разницу: уделом Родиона стало с удовольствием пользовался создаваемыми ему условиями, а у Егора голова трещала с подъема и до отбоя от таких проблем, о которых несколько лет назад он не имел никакого понятия.

Карабкаться к вершинам оказалось для Родиона делом необременительным: его необъяснимый дар с годами только развивался, и Егор с удовольствием наблюдал за удивительными проделками брата и его успехом. Между тем у братьев появились немалые, порой странные и весьма капиталоемкие запросы. И эти запросы они привыкли удовлетворять, не перенапрягаясь. Казалось, жить бы да радоваться.

И сначала Егор не ощущал никакого дискомфорта: трудности скрашивались новизной положения, прелестями популярности и резко возросшим достатком. Но оказалось, что новизна слишком недолговечна, чтобы отвлечь и утешить.

Теперь все стало привычным. Мало того, образ жизни затянул Егора если не на сто процентов, то на три четверти как минимум. К тому же в последнее время кровное родство с русским Копперфильдом стало доставлять Егору все больше заморочек. Свое удовольствие или неудовольствие, а второе для него было более характерно, Родион никогда не пытался ни подавить, ни скрыть, и что греха таить, имел обыкновение поизмываться над людьми.

И постепенно Егор почувствовал, что жить с братом под одной крышей уже не так вольготно и здорово, как это было поначалу, когда Березины только обосновались в Питере. То, что Егор добровольно посвятил себя роли лакея, Родион воспринимал, как нечто совершенно естественное, и все чаще обращался с Егором, словно с нерадивым плебеем, крепостным, которого разве что насмерть прибить нельзя, а помимо того – все, что угодно.