– Ты произносишь свое имя на французский манер, однако фамилия у тебя шотландская и говор уж точно не местный, – заметила Кейт. – Откуда ты приехала, Марион?
– Из Эдинбурга, – девушка опустила глаза.
– И что тебе понадобилось на Бермудских островах?
Юная шотландка ответила не сразу. Сперва испытующе посмотрела на Кейт, словно решая, можно ли ей доверять.
– Моя мать умерла больше года назад, – призналась она. – После её смерти я выяснила, что мой отец жив и находится в одной из английских колоний. Я собиралась поехать к нему, но…
– Но?
Губы девушки задрожали, а плечи поникли:
– Понимаете, мисс… по дороге сюда ко мне подошла девочка, хорошенькая, как ангел… Я хотела ей дать пару пенсов, но она выхватила у меня из рук кошелек и была такова. Все, что я копила почти целый год… все пропало! И я так расстроилась, мисс, так растерялась… просто не знала, как быть дальше.
Девушка вновь опустила глаза и покраснела. Кажется, она что-то недоговаривала и понимала, что это вряд ли останется незамеченным.
– Сожалею о твоей потере, Марион Уоллес, – холодно ответила Кэтрин, – но вынуждена огорчить: денег на дорогу я тебе одолжить не могу.
Мэри чувствовала себя просто ужасно. На мгновение она представила, как выглядит со стороны, и перед глазами тут же возник образ маленькой попрошайки, рассказывающей наивной и доверчивой девушке страшные сказки о своей жизни с единственной целью: завладеть её кошельком.
Вот только, в отличие от нее, белокурая мисс Маккейн наивной и доверчивой не была.
«Господь всемогущий, как низко я пала! – внутренне содрогнулась Мэри. – Незаконнорожденная дочь, дерзкая беглянка, новоиспеченная нищенка… и, в довершение всего, в глазах этой леди – бессовестная мошенница и лгунья!»
– Прошу прощения, мисс, – Мэри аккуратно свернула платок и положила его рядом с собой на сиденье, – но я не просила у вас денег. Я не какая-нибудь побирушка, и те сорок фунтов, что лежали в моем в кошельке, я заработала честным трудом. Вот, взгляните, – она показала своей визави огрубевшие от работы ладони. – Пальцы исколоты… я помогала шить женские платья и мужские костюмы для труппы театра «Ройял». Научилась делать парики и шляпы с перьями, накладные усы и бороды. Что еще? Красила и пудрила актрис перед выходом на сцену, затягивала корсеты, подавала и убирала реквизит. Выучила почти все роли в пьесах, которые ставили в нашем театре, и часто на репетициях заменяла суфлера. Мне нелегко достался каждый пенни, поэтому я была просто не в себе, когда лишилась накопленного. Но единственное, о чем бы я осмелилась попросить незнакомого человека, это чтобы меня просто выслушали. И, может быть, дали добрый совет.
– Хорошо, – уже мягче проговорила мисс Маккейн. – Я готова тебя выслушать, только если ты больше не будешь рыдать. И, раз уж ты знаешь наизусть все пьесы театра «Ройял», будь добра, прочти какой-нибудь монолог. Любой, на твой выбор.
А мисс не глупа. Лучше проверки и не придумаешь.
Мэри сложила руки на коленях, выпрямила спину, а потом с печальной улыбкой произнесла:
– «Нет, мистер Марло, я не буду, я не могу вас удерживать! Неужели вы полагаете, что я соглашусь на брак, в котором останется пусть даже маленький уголок для сожалений? Неужели вы полагаете, что я столь низким образом воспользуюсь преходящим увлечением, чтобы позднее отяготить вас стыдом? Неужели вы полагаете, что я смогу когда-либо насладиться счастьем, добытым за счет полноты вашего счастья?.. Сэр, умоляю вас, откажитесь от вашего решения. Как началось наше знакомство – с равнодушия, – так пусть оно и закончится. Неужели вы всерьез полагаете, мистер Марло, что я когда-нибудь соглашусь на союз, который был бы доказательством моего корыстолюбия и вашего неблагоразумия?»