Том шмыгнул носом, зажмурился что было сил. Так хотелось не плакать.

Вскоре к нему зашла мадам Айзик, мягко предложила:

– Том, давай поговорим?

– Я не хочу, – сдавленно ответил в подушку парень.

– Тогда хотя бы скажи, пожалуйста, почему ты плачешь?

– Я не хочу, – повторил Том, повернув голову вбок. – Уйдите, пожалуйста.

Поговорить он хотел бы только с папой, поплакаться ему, зная, что тот точно поймет, поддержит и утешит, повиниться в том, что ослушался – и вон, что вышло. Но папы не было рядом.

Я тебе верю, открою все секреты беспощадному зверю.

Я знаю, что ты мне не враг.

Расправь свои крылья, пусть желания станут былью.

Убивай меня смело, как в последний раз.

Саша Спилберг, Любить страшно©

– Всё оказалось совсем не так, как я думал, – слезливо жаловался Том единственному другу, лёжа на изумрудной траве на боку. – Они просто посмеялись надо мной. Может быть, я всё неправильно понял? – он привстал, взглянул на Стена и, вздохнув, лёг обратно, продолжил: – Может. Но они… Я не думаю, что друзья поступают так друг с другом.

– А что они сделали?

Том чуть поморщился, чтобы самого себя отвлечь от вновь наплывших на глаза слёз. Горькая обида за поруганную мечту всё никак не утихала, тлела угольком в душе, саднила.

– Даже не знаю, – ответил он. – Там много всего произошло. Они дымили мне в лицо, поили, хоть я отказывался, а потом мне вообще стало плохо, я никогда до этого не пробовал алкоголь. Но ладно, это нормально на вечеринках, я в кино видел. Но зачем они надо мной издевались? Заставили целоваться с парнем…

– С парнем? – с тщательно замаскированным интересом переспросил Стен.

– Да. Я не хотел этого и не стал бы этого делать, но меня обманули, сказали, что ко мне придёт девушка. Мы играли в «Семь минут».

– Я знаю эту игру. Что было потом?

– Потом включили свет, я увидел этого парня, с которым… ты понял, испугался, а все смеялись, улюлюкали.

Том замолк, покусывая изнутри губу. Хотелось поделиться всем, но рассказывать о том, что было после игры, было совсем неловко. В голове мелькали такие живые картинки собственных вздыбленных штанов, ужасного смущения от этого (он почти ощущал жар стыда на щеках), усмехающегося лица Александера, объясняющего, что делать дальше, и десятков других лиц и голосов, которые говорили, говорили, говорили, сливаясь в пёстрый, оглушающе громкий хоровод.

Стен подсел ближе к нему, положил ладонь на ногу чуть повыше колена и участливо, заведомо понимающе спросил:

– Там случилось что-то, о чём тебе стыдно говорить?

Том слабо кивнул и тотчас отвернул лицо, мазнув щекой по сочной зелени, пряча глаза. И хотелось сказать, и кололось до оторопи.

– Том, что бы там ни произошло, тебе нечего стесняться, – снова заговорил Стен. – Расскажи мне всё. Или позже?

– А сколько осталось до конца прогулки?

– Минут сорок.

– Тогда лучше сейчас.

Том помолчал, собираясь с мыслями и силами, и попытался объяснить:

– Было очень приятно, и я же не знал, кто со мной…

– Тебя возбудил поцелуй с тем парнем? – предположил Стен.

Теперь щёки вспыхнули по-настоящему и так, что стало жарко и душно.

– Да, – выдавил из себя парень.

– В этом нет ничего такого, – с лёгкой улыбкой ответил Стен, погладил его по волосам. И Тому так захотелось приласкаться к его ладони, потому что так всегда делал отец, и пусть в последние года он раздражался от этой его привычки, сейчас его слишком не хватало. – Ты зря стесняешься.

– А мне кажется, что так быть не должно, – тихо пробормотал парень. – Он же тоже парень…

– Том, ты когда-нибудь целовался до того случая?

Том смущённо помотал головой.

– Тем более, – произнёс мужчина. – Тебе было четырнадцать, гормоны бушевали, так что твоя реакция на поцелуй совершенно нормальна. Любой бы так отреагировал.