Эскулапы задавали те же самые вопросы, что и вчера: имя, возраст, место проживания и так далее. Что-то бесконечно записывали, помечали; на столе лежал включенный диктофон, и писала камера, документируя каждое слово и каждый жест.

Опрос казался бесконечным, утомлял. Вопросы повторялись, уточняли всё новые и новые детали, изворачивались. Доктора из кожи вон лезли, чтобы поймать Тома на лжи или опровергнуть подозрения в ней. Потому что либо они недооценили способности Джерри, либо перед ними на самом деле был не он.

После двух с половиной часов расспросов пришёл черёд заключительного шага – аппаратной диагностики. Тома перевели в другой кабинет, он с недоверием покосился на непонятную для него машину, вкупе с креслом, располагающимся около неё, и подобием шлема она вызывала ассоциации с электрическим стулом.

– Что это? – настороженно спросил Том.

– Аппарат для изучения работы мозга, – ответил врач. В принципе, это было правдой, а подробности пациентам были ни к чему.

– У меня не болит голова.

– Садись в кресло, – проговорил мужчина, проигнорировав высказывание Тома.

Том сел, следил за действиями доктора, пока тот всё подготавливал; губы его дрогнули, когда на голову надели конструкцию с тугим ремешком. Он потянулся к виску, чтобы сдвинуть давящую полоску, но доктор перехватил его руку и приказал:

– Ничего не трогай. И опусти руки вдоль тела.

Когда Том исполнил указание, кисти как-то слишком ловко сдвинули и защёлкнули на них фиксирующие браслеты. Он дёрнулся, испуганно распахнул глаза.

– Зачем вы меня привязали? Уберите это!

Том снова дёрнулся, едва не сорвав провода на шлеме. Доктор прижал его за плечо к спинке кресла, максимально чётко и доходчиво произнёс:

– Это меры безопасности. Видишь, ты уже сейчас дёргаешься. А если ты сделаешь это во время работы аппаратуры, то можешь навредить не только ей, но и себе. Понятно?

Том сдавленно кивнул, притих. Доктор сел за аппарат и включил его, сняв первичную пробу, вновь начал задавать вопросы, чтобы проверить главное – активен ли участок мозга, отвечающий за ложь, когда Том рассказывает о себе?

Никаких неприятных ощущений вопреки опасениям Тома диагностика не вызывала. А изображение «прямого эфира из черепной коробки» гласило, что тот самый участок «спал», что означало только одно – Том не лжёт. Или же его случай настолько сложен, что даже в лучшем лечебном учреждении страны с ним не в силах справиться.

На веру взяли первый вариант.

Тома отправили обратно в палату, а доктора собрались целым консилиумом и обсуждали дальнейшую тактику его лечения.

Том сидел на кровати, подобрав колени к груди, и смотрел на дверь, ожидая, когда она вновь откроется и к нему кто-нибудь придёт. Он всё ещё верил в сказку про то, что находится в обычной больнице высокого класса. Привык безоговорочно доверять и не успел убедиться в том, что иногда это бывает неуместно.

В следующий раз к Тому зашли вечером того же дня. Это была доктор Айзик.

Том успел задремать и, когда сквозь сон услышал звук открывающейся двери, сел, протёр кулаком глаза.

– Том, пошли со мной, – проговорила доктор.

– Опять что-то рассказывать? – спросил Том. – Не хочу. Надоело.

Он снова лёг, дёрганым движением накинул на себя верхнее покрывало.

– Нам необходимо разговаривать, это для твоего же блага. И сейчас говорить буду в основном я.

– Я хорошо себя чувствую и даже не понимаю, почему я в больнице, наверное, это какая-то ошибка.

– Никто не попадает на лечение без причины.

– Но я же попал? – Том перевернулся на спину, поверх одеяла, закрывающего половину лица, смотря на доктора.