Громилы были сданы в отделение. Очухавшийся потерпевший оказался журналистом желтой газеты «Соль жизни» Белобокиным, просто зашедшим в туалет и подвергшимся нападению. Узнав о том, что напавшим уже грозит срок за хранение оружия, предпочел от заявления отказаться. Турецкий, махнув рукой на небольшое происшествие, набросился на Порем–ского:

– Пошли на стоянку. Посмотрим, сможешь ли по некоторым вторичным признакам найти мой автомобиль?

– Ну, слухи о моих способностях сильно преувеличены. Вот Рюрик Елагин, да – криминалист от Бога. Он определил бы минимум по десятку признаков, что вон та черная «Волга» с мигалкой…

– Молодец! Колись.

– Версия личного автотранспорта отпадает по причине… – он немного втянул носом воздух, – «Хенесси»?

– Молодец. А я вот различаю только основные запахи, – похвалил Турецкий.

– Ну, я тоже не дегустатор. Но относительно спирт–ного… Представляете, раскручивал одно дело в институте аллергологии и прошел, пользуясь служебным положением, обследование. Знаете, что выяснилось? Мой организм совершенно не переносит никаких токсинов. Мне никогда не стать алкоголиком, наркоманом, курильщиком. Я могу принимать отраву, но после наступает синдром полнейшей очистки организма. Рвет до вывода всяческой гадости.

– А с Сашкой Курбатовым связь поддерживаешь? – задал вопрос Турецкий, вспоминая, как обучал птенцов премудростям следствия.

– Еще бы! – радостно ответил Поремский.

– Ну и как он?

– Карьерист. Уже зам прокурора области по следствию.

– Ух ты! – искренне изумился Турецкий.

– Правда, Сахалинской, – ответил Владимир. – У них население как один московский микрорайон, тысяч пятьсот. И почти все живут на южном побережье.

– Как же его, рафинированного москвича, занесло в такую глушь?

– Сам напросился. Это его программа избавления от комплексов, привитых детством. Представляете, у него была нянечка, манная кашка с ложечки, репетиторы. До тринадцати лет носил колготки под шортиками, такую конусовидную тюбетейку, не мог выйти во двор без сопровождающего. Кем он был в глазах пацанов со двора? И кем в своих? Поэтому, едва вырвавшись из узд навязчивой опеки, принялся избавляться и от груза прошлого. Чтобы доказать себе, что чего-то стоит, в одиночку с ружьишком за плечами и вещмешком пробежал по тайге от Хабаровска до Благовещенска.

– Сколько же там будет? – спросил Турецкий.

– Тыща верст! – ответил Поремский, словно прикидывая по воображаемой карте.

– Безумству храбрых поем мы песню. А по времени?

– Почти за месяц.

– Я не удивлюсь, если узнаю, что он и похудел этак килограмм на двадцать? – засмеялся Александр Борисович.

– Вот как раз избыточный вес он недостатком не считает. Поэтому бороться предпочитает с преступностью, – прозвучал неожиданный ответ.

– Да, с вами не соскучишься. А преступность, значит, комплекс?

– Еще какой! Он же, как Будда, жил себе до семнадцати лет в своем мире фильмов, музыки, книг, тщательно прошедших цензуру, и вдруг был выброшен в пространство, совершенно отличное от идеального. Где правят грязные деньги, где честные, порядочные люди унижены и оскорблены. Где на каждом углу творится несправедливость. Где зло безнаказанно и нагло. А законность продажна. И он решил посвятить жизнь пусть не наведению порядка, но хотя бы частичному торжеству справедливости. Зло ведь должно быть наказано.

– А Рюрик Елагин?

– В Екатеринбурге. Тоже «важняк». И такой же мечтатель, – ответил Поремский.

– Мечтатель? – переспросил Турецкий.

– Да. Интересуется тем, чего нет и, может быть, не было никогда. По крайней мере, нам этого узнать не дано – история государства Российского есть величайшая из тайн.