Катить койку по траве оказалось непросто, колёса стопорились на каждой кочке. Приходилось толкать каталку рывками.

Рей, который проспал всю дорогу, открыл глаза и снова зажмурился от дневного света.

– Уже приехали? – спросил полушёпотом.

– Да, мы в Охотке.

– Как хоть зовут-то бедняжку? – спросила баба Люба, помогавшая мне толкать груз.

– Рейнард, – ответила я.

– У-у-у... Имя-то почти королевское.

– Кто это? – теперь уже Рей обратился ко мне по-английски.

– Это друг. Бабушка Люба – соседка, которая будет нам помогать. Мы пообедаем у неё.

– Я хочу в туалет. Не могу больше терпеть... – признался мой подопечный. Пришлось снимать его с койки и вести в туалет.

Каталку решено было оставить на улице, всё равно потом катить её к нам в дом.

– Это что? – выпучил он глаза, зайдя в пристройку и увидев круглую дырку в досках.

– Туалет, – я положила ему сидушку и помогла сесть.

– Как можно лечиться в таких условиях? Я же себе всё отморожу!

– Скоро ты закалишься и привыкнешь.

– Здесь такой смрад, что меня сейчас вывернет... – пожаловался он, но делать нечего: пришлось справлять нужду где положено.

– Туалет – не место для долгого сидения. Ты закончил?

– Да, – скривил он лицо. – Надеюсь, в твоём доме есть настоящий унитаз.

«Надейся», – пожала плечами я. Не говорить же ему, что в моей избушке даже лампочки в туалете нет, и приходится подсвечивать себе фонариком. А ещё мыши очень любят подворовывать у меня туалетную бумагу, если её не подвесить на проволоку к потолку. Впрочем, о чём это я? Как раз-таки этого предмета обихода у нас нет, потому что я не сходила в магазин. Так что воровать мышам нечего.

Выживание в экстремальных условиях – наше всё!

***

Щи из пиалы Рей выпил, как чай, и уставился на бабу Любу голодным умоляющим взглядом.

– Чаво, милок, добавки?

Мой голодающий подопечный, не разобрав слов соседки, активно закивал.

– Налейте ему пустого бульона. Его желудок пока не в состоянии переварить много еды.

– Да знаю я, знаю. Больно уж тощ парень. В чём и душа держится?

Рей, увидев, что ему вернули пиалу с одним бульоном без гущи, обиженно на меня посмотрел. Ух, сколько было эмоций в этом взгляде, сколько немых обещаний грядущих проблем!

Раз – и пиала опустела, на этот раз окончательно.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась у него.

– Униженно, – и покосился на картофельный пирог, ожидающий своего часа на печи.

Выпечка болезному не положена, поэтому я планировала заточить кусок пирога, когда Рей уснёт после обеда. Увы, он заметил угощение и положил на него глаз.

– Насыщение придёт к тебе минут через 10, не переживай, – я погладила его по плечу в знак примирения и добавила: – Тебе придётся побыть у бабы Любы, пока я таскаю вещи в дом и подготавливаю его для нас.

Голубые глазюки загорелись лукавым огнём, и я тут же поняла, что кое-кто планирует покуситься на запрещённую для него еду.

– Никаких пирогов! Ясно?

– Пф! Я и не собирался, – фыркнули мне в ответ, нагло обманывая.

***

Баба Люба вручила мне ключи от дома своей сестры, и я отправилась наводить в нём порядок.

Первым делом открыла двери и форточки, чтобы проветрить, затем надраила полы, позаимствовав у бабушки швабру и дезинфицирующее средство. Затем постелила половики, прикатила койку и натаскала дров.

Десяти ходок туда-сюда мне хватило, чтобы вернуть в дом то, что было унесено из него в июне. Осталось только закупиться всем необходимым – и можно жить!

Пока расстилала бельё на диване, таскала воду и топила печь, успело стемнеть, а я почувствовала дикий голод.

На душе поселилось беспокойство. Я и до этого не ощущала блаженства, но теперь...