Когда я стала встречаться с Вадиком, мне было пятнадцать лет. Мать застала нас одних дома, после чего она сделала вывод, что я – последняя шлюха. Я никогда не считала себя таковой, как впрочем – не считали и мои школьные друзья и подруги. Но зачем жить, если собственная мать считает меня подзаборной шлюхой? Я нашла дома упаковку фенозепама и выпила все двадцать пять таблеток. Последнее, что помню: я зачем-то пошла в школу в театральный кружок. Дальше – провал, а проснулась я уже под капельницей. Надо мной склонилась мама и с непонимающим видом на меня смотрела.

1995 год
(Из дневника Алисы)

Моя дочь хорошела с каждым днем. Весной Алисе исполнилось пятнадцать. И хотя роста она оставалась небольшого, ее фигурке наверняка завидовали многие подружки, а молодые люди шеи сворачивали, проходя мимо. Что когда-нибудь моя дочь влюбится – не оставляло сомнений. И вот появился на горизонте тот самый смазливый мальчонка, от которого у нее снесло башку. По-другому дальнейшие события нельзя охарактеризовать. Видя бескрайнее счастье в ее глазах, я старалась не вмешиваться, чтобы неосторожным словом не спугнуть первую любовь моей девочки.

Я только иногда с осторожностью расспрашивала Алису о новом друге, стараясь выведать побольше, но она отмалчивалась, отделываясь одной-двумя фразами, из которых я поняла, что избранник моей дочери воспитывался в хорошей семье. Сын адвоката. И я успокоилась.

Однажды… Вот и опять случилось то самое «однажды», ведь тайное всегда становится явным рано или поздно. В тот момент я не поняла, насколько роковым стал мой неожиданный визит домой в обеденное время, когда я решила заскочить всего на пару минут, чтобы сгрузить в холодильник купленные по случаю продукты. Тогда все доставалось по случаю и с большим трудом, поэтому сохранность добытого провианта была почти святой обязанностью. Но суть в том, что я оказалась дома, когда должна находиться на работе.

Дочь встретила меня на пороге в неглиже. На ней были только трусики и тонюсенькая маечка на бретельках. Я спросила, еще ничего не подозревая:

– А почему ты в таком виде, ведь в квартире не жарко. Иди-ка ты оденься, – но она не уходила, встав в дверном проеме и заведя странный разговор ни о чем, как будто время тянула.

Я слушала ее пустую болтовню, снимая в прихожей сапожки и куртку, все больше настораживаясь. И моя обостренная интуиция не обманула: из спальни послышался шорох.

– Алиса, а там кто?

Она промолчала, а я, предчувствуя недоброе, фурией влетела в спальню. Там я увидела мою(!) разобранную постель и стоящего истуканом одетого, но смущенного мальчика чуть постарше моей дочери. Поняв все с первого взгляда, я вытолкала Алису вон из комнаты, закрыла за ней дверь, а сама начала отчитывать этого недоноска, который пытался переспать – или переспал?! – с глупой малолеткой. Уж не повторяется ли моя история с ранним замужеством? Мне только этого не хватало! Как я сдержалась и не пришибла его, до сих пор удивляюсь!

– Ты понимаешь, что сейчас я могу вызвать наряд милиции и написать заявление о совращении малолетней?! Ведь ей нет даже шестнадцати лет! Ты понимаешь это, ублюдок?! Я нажму на такие рычаги, что никакой папочка-адвокат тебе не поможет! Ты знаешь, что делают в тюрьме с развратниками? Или тебе, урод, разъяснить поподробнее?! – орала я как потерпевшая.

А, собственно, потерпевшей я и была. А потом не выдержала и, схватив его за лацканы отглаженного чистенького пиджачка, зашептала, чтобы дочь за дверью ничего не услышала:

– Так вот слушай сюда. Если я тебя еще хоть раз увижу с Алисой – заявление будет написано. А теперь – пошел вон!