Лорд Антуан Грумберг одним из первых среди аристократов занял положенное ему место на площади, так как академию, в отличие от прочих благородных господ, чьё поступление состоялось в предыдущие два дня, не покидал. Он терпеливо ожидал окончания отбора талантливых простолюдинов прогуливаясь по кампусам, и даже занялся делами, оформив договор на аренду дома. Правда, это элитное жильё ему не понравилось. Он, конечно, понимал, что академия ограничена по территории, а потому особняк за особняком, да ещё по индивидуальному проекту, не выстроишь. Более того, чтобы избежать проблем с любящей покрасоваться перед друг другом аристократией, все дома внешне и в планировке являлись однотипными – простенькие двухэтажные постройки на пять комнат, если не считать кладовой-подвала. Спальня и кабинет располагались на втором этаже. На первом находились большая гостиная и два помещения попроще: кухня и спальня для слуги… Всего для одного слуги!

Разочарованному Антуану Грумбергу даже захотелось выкинуть ключи от дома куда подальше. Он бы вот-вот швырнул бы их в кусты, чтобы развернуться и уйти, но понимание, что так здесь все (абсолютно все) аристократы живут, его утихомирило. Несмотря на предположение, что отныне он будет жить как нищеброд, Антуан Грумберг даже смог достойно попрощаться с человеком, показавшим ему его новое жилище. А затем он ещё раз обошёл комнаты. «Нужно хотя бы обставить всё это достойно», – пребывая едва ли не в предобморочном состоянии, подумал несчастный мужчина. При этом к нему пришло понимание, насколько зря ранее он не воспринимал всерьёз слова отца. До этого молодому лорду наивно казалось, что нынешний граф Мейнецкий Герман Грумберг намеренно запугивает привыкшего к роскоши сына.

С такими грустными мыслями Антуан дошёл до ворот академии и оттуда передал сообщение слугам. Он, конечно, мог направиться к ним лично, времени в его распоряжении имелось предостаточно, чтобы потратить его на такое полезное дело. Однако, Антуан боялся, что не справится с собственной мимикой, когда сообщит, что оставляет при себе не верного камердинера, а Джона Брауна – своего походного повара. Молодой лорд размыслил, что легче повара обучить как ухаживать за внешним видом своего господина, нежели камердинера ставить перед фактом необходимости осваивать незнакомые для него навыки кулинарии. А затем, справившись с этим нелёгким для сердца делом, Антуан принялся изучать хитросплетения тропинок. Особенно ему понравилось порядком заросшее озеро на отшибе. И не сказать даже чем оно привлекло его. Пожалуй, именно своей неопрятностью и привлекло! Молодой виконт был так расстроен, что невольно искал какое-либо особо неприятное место, чтобы его апатия начала соответствовать окружению. По‑настоящему ведь не потоскуешь, пока вокруг тебя аккуратно подстриженный кустарник, благоухающие цветы на клумбах, искусные статуи и здания корпусов с величественными колоннами…

«Двенадцать лет. Я буду вынужден терпеть лишения целых двенадцать лет», – тоскливо крутилось в голове Антуана, и эта фраза едва не довела его до глубокой депрессии. Однако, в тот миг, когда эта мысль стала для него совсем невыносимой, зазвучали фанфары, означающие скорое начало церемонии посвящения в слушатели академии. И, как уже писалось ранее, лорд Грумберг прибыл на площадь намного раньше прочих аристократов. К этому моменту он уже покинул берег озера и как раз прогуливался неподалёку от места проведения мероприятия.

Увы, увиденное заставило его пожалеть о том, что он нигде не задержался. Несмотря на то, что черни стало раза в три меньше, присутствие простолюдинов было благородному виконту исключительно неприятно, так как предстоящее обучение ставило этих никчёмных людей вровень с ним. Антуан даже кисло поморщился. Он словно не замечал вовсе, что именно оборванцев осталось всего раз-два и обчёлся, ведь в основном прошли отбор мастеровые люди и выходцы из мещан побогаче. Настоящее отребье элементарно с испытанием заполнения документов не справилось, грамоту такой люд знал из рук вон плохо.