– Что я тут делаю? О чем говорят люди на сцене?
Я даже не пыталась вникнуть в этот бред. Хотелось встать и крикнуть:
– Люди! Мы в Москве! Это же круто! А вы сидите в этом скучном месте с умными лицами и делаете вид, что вам это интересно, и что это самый лучший спектакль в мире! А главный спектакль там – за пределами театра!
После антракта я, не думая о последствиях, не выдержала и вышла погулять по центру Москвы. Самое удивительное: не нашлось ни единого человека из тех, с кем я приехала в театр, который бы спросил:
– А куда это ты направилась? – поэтому у меня не возникло никаких угрызений совести.
Когда я шла по Лубянке в неизвестность, меня окликнул элегантный мужчина на BMW. Это был привлекательный харизматичный мэн с карими глазами, как потом выяснилось – тридцати семи лет от роду, представившийся Аркадием. И тогда я подумала: «Может, он мне даст то, что не дал Вова, тем более, что этот много старше, значит должен быть более ответственен и мудр». Из разговора выяснилось, что у него есть собственный ресторан в центре Москвы.
1996 год
(Из дневника Алисы)
Сентябрь и октябрь пролетели, как один день. Все, чего я так опасалась в отношении Алисы, вроде бы прошло. Она стала дружить с новенькой девочкой из их класса – Викой, хотя та мне категорически не понравилась сразу: уж слишком прожженный взгляд опытной шлюхи. Я пыталась воспрепятствовать их общению с дочерью, но – ничего не вышло. Алиска в слезах и соплях защищала новую подругу.
– Мама, со мной в классе никто не дружит! Только Вика! Ты хочешь, чтобы у меня совсем не было подруг? Ты этого хочешь?!
Они стали вдвоем ходить на так раньше не нравившийся Алисе театральный кружок, и моя бдительность притупилась.
В ноябре дочь с классом поехала в московский театр. Если бы я знала, что они едут не со своим классным руководителем, а с обычным учителем литературы – ни за что бы не отпустила! Ведь их классная училка – бой баба! Если ученик из Алискиного класса пропускал урок – об этом сразу же становилось известно его родителям, которым Анна Петровна перезванивала вечером:
– А почему вашего сына (или дочери) не было сегодня в школе?
Ближе к ночи выяснилось, что из Москвы Алиса не вернулась вместе с другими учениками. Причем – никто даже не чухнулся! Уроды! Хоть бы мне перезвонили! Так, мол, и так, ваша дочь потерялась. А мне пришлось обзвонить полшколы в двенадцать часов ночи, так что теперь все в курсе Алискиного загула.
Конечно, я не спала всю ночь. Конечно, рыдала от безысходности, хватаясь то и дело за корвалол. Сашка-Грек успокаивал, как мог. Но заявление о пропаже ребенка принимают только на третьи – третьи! – сутки, как мне сказали в дежурной части, куда я позвонила часа в четыре ночи.
– Ждите дома, мамаша! Сама найдется. Вот увидите. Тем более, что ночью электрички из Москвы не ходят. У нас таких потеряшек – по десятку каждый день. Вернее – ночь. Ничего! Есть захочет – придет, – «успокоила» доблестная милиция.
Под утро Алиса появилась. Видимо, действительно приехала с первой электричкой. Я ее чуть не прибила на месте, надавав пощечин от души. Вот так всегда: не троньте моего ребенка – сама прибью. Но меня тоже можно понять: то, что я пережила в эту ночь не подходило ни под какие описания. Хотя это было только начало…
Теперь загулы дочери стали нормой жизни. Это в последнем классе общеобразовательной школы, когда пишут характеристику для поступления в вуз! Кошмар наяву! Смириться с этим положением вещей я не могла! А еще приходилось скрывать все от друзей, соседей, от собственных родителей, для которых подобный позор был бы невыносим. Ведь Алиса не представляет, что с ней могут делать озверевшие пьяные мужики. Или уже представляет?