– Похуй! Я полетел!
Мэтт пошатнулся и повалился спиной из тёмного звёздного неба на холодный и мёртвый памятник современному человечеству.
1.10
– За что ты просишь прощения, Мэттью? За то, что тебе плевать на этот мир? Или за то, что ты позволил их изнасиловать, а после забить насмерть монтировкой? Ты видел это. Они кричали, плакали, живые звали маму, а мёртвые, наблюдавшие за этим, звали тебя, Мэттью. Но ты не хотел их слушать. Где же ты был? Трахал грязных шлюх? Вскрывал себе вены? Или же, как всегда, обожравшись всяким дерьмом, заблёванный и обоссанный валялся в помойке? Но ты же не у них просил прощения. Думаешь, Он тебя слышит? А если бы даже и слышал. Ты не заслуживаешь прощения, Мэттью. При всей своей силе, ты даже и не постарался сделать этот мир хоть чуточку лучше. Ты болен, Мэттью. И тебе нужна помощь.
Мэтт, пуская кровавые слюни и сопли, хрипел, уткнувшись лицом в пол, и косился правым глазом на красную монтировку, лежащую в луже крови рядом с уже остывшим телом.
– Не нужно этого делать. Хватит, Мэттью. Идём домой.
Он, с трудом оторвавшись от пола, медленно поднялся на ноги, шатаясь, подошёл к трупу и подобрал монтировку. Смотря на его мёртвое лицо, он всё больше и больше набирался злобы и старался всё крепче сжать в руке холодный, красный металл.
Твёрдая сталь разбивалась о мягкую, побледневшую кожу лица. Снова и снова оставляя разорванную плоть и сломанные кости. Мэттью хрипел от злости, из красных глаз текли слёзы. Рука при каждом взмахе дрожала от усталости. Кровь, кожа и кости разлетались в стороны. Снова и снова он делал взмах и с каждым разом старался ударить всё сильнее.
Раздался гулкий звон, и Мэтт остановился. Отпустив монтировку, он шатаясь отошёл назад. Вдруг его пробил холодный пот, и начало лихорадочно трясти. В горле образовался ком, Мэттью попытался сделать вдох, но лёгкие как будто сжало изнутри. Он посмотрел на свои судорожно трясущиеся, окровавленные руки и в панике начал стряхивать с них кровавые ошмётки.
Мэттью опустился на колени и крепко обнял себя за плечи. Немного выровняв дыхание, он потянулся в карман. Фыркая носом, Мэтт трясущимися руками открутил крышку, зубами стащил с иглы колпачок и, опустив иглу в раствор морфина, вытянул поршень до упора. Опустошенный пузырек упал в лужу загустевшей крови, Мэттью щёлкнул по шприцу и слегка надавил на поршень, высвободив немного счастья вместе с ненужным воздухом наружу. Выплюнув пластиковый колпачок и вогнав в шею всё, что было в шприце, он медленно поднялся, накинул капюшон и, шатаясь, поплёлся на улицу.
Несильный дождь перерос в проливной ливень. Водитель, разглядев в пелене дождя шатающийся силуэт, завёл двигатель, но сообразив, что тот шагает в другую сторону, дважды просигналил и моргнул фарами. Не обращая внимания, Мэттью шёл к мосту. И дойдя до середины, он упёрся животом в перила, закрыл глаза, неуклюже перевалился на другую сторону и через десяток метров плашмя, лицом вниз ушел под воду.
1.11
Музыка играла негромко, темнота и неоновый свет поглотили пространство. Что играло – не важно, Мэттью этого не слышал. Он просто танцевал. Танцевал один, не попадая в такт. С голым торсом, в зубах сигарета, а в руке бутылка чего-то, что помогало забыться.
– Возьми-ка, сладкая. Жахни этого пиздюка ещё разок.
– Может не надо?
– Да не, ему понравится. Давай, между лопаток.
Звонкий щелчок. Мэттью парализовало и в судорогах он рухнул на пол.
– Ха! Стой, стой, не отпускай кнопку.
– Кажется, всё.
– Блять, кажется, разрядился. Зайка, принеси-ка другой.
Спазмы отпустили, Мэтт, пуская слюни, поднялся на четвереньки.