Суверенитет, таким образом, не уходит от государства к транснациональным компаниям или локальным сообществам, как утверждают либералы, а перемещается на уровень выше. Он принимает «новую форму, образованную рядом национальных и наднациональных органов, объединенных единой логикой управления». Эту глобальную форму авторы и называют Империей, потому что, подобно Римской империи, она представляет себя как всеобщую, вечную и тотальную. Каковы ее важнейшие атрибуты? Во-первых, «отсутствие границ: ее владычество не знает пределов». Во-вторых, вечность: это «порядок, который на деле исключает ход истории и таким образом навсегда закрепляет существующее положение». В-третьих, тотальность: ее власть «распространяется на все уровни социального порядка, достигая самых глубин социального мира… Она не только регулирует отношения между людьми, но также стремится к непосредственному овладению человеческой природой», это «совершенная форма биовласти».

Новизна и в том, что Империя управляет не прежними – жесткими и однозначными, – а новыми, «смешанными, гибридными идентичностями, гибкими иерархиями и множественными обменами посредством модулирования командных семей». Иными словами, это тип власти, адаптированный к новой текучей, изменчивой и смешанной реальности глобального капитализма. Эта реальность отменяет прежнее деление планеты на первый, второй и третий миры: «все стало настолько запутанным, что мы непрестанно обнаруживаем третий мир в первом, а первый – в третьем». Она также снижает значение промышленной рабочей силы, на которую прежде опиралось левое революционное движение. Приоритет уходит к «рабочей силе, ориентированной на межперсональную кооперацию», что обессмысливает такие формы борьбы, как профсоюзы и рабочие партии. Создание богатства в новом мире все больше превращается в «биополитическое производство, производство самой общественной жизни». Главными индустриями вместо сельского хозяйства и промышленности становятся медиа, реклама, пропаганда, образование и другие, непосредственно влияющие на формирование сознания и поведение человека.

Кто главный бенефициар Империи? Авторы фиксируют, что занять в ней привилегированное место удалось США – прежде всего благодаря специфике их управляющих структур, весьма далеких от структур прежних европейских колониальных империй. Однако ни Америка, ни другие национальные государства «не способны стать центром империалистического проекта. Империализм ушел в прошлое. Ни одна нация отныне не станет мировым лидером». Старый Империализм умер – да здравствует новая Империя! Ее новизна выражается, в частности, в отказе от привязанности к территории, ее границам и центру. «Это – децентрированный и детерриториализованный» аппарат управления, который постепенно включает все глобальное пространство. На смену былым конфликтам между империалистическими державами пришла идея единой власти, все больше определяющая их политику. Войны остаются, но не между державами, и между Империей как целым и теми, кто угрожает ее диктату.

Такие войны одновременно низводятся до статуса обыкновенной полицейской акции и сакрализуются как наказание Врага, подрывающего моральный порядок. «Легитимность имперского порядка служит обоснованием использования полицейской власти», а действия «полиции» демонстрируют эффективность имперского порядка. Так можно ли противостоять Империи? Этот вопрос для авторов, отдавших жизнь поиску путей разрушения капиталистического порядка, самый главный. Они считают, что Империя, имеющая в своем распоряжении огромные силы угнетения и разрушения, тем не менее создает и «новые возможности для сил освобождения». Прежде всего, альтернативные силы тоже больше не скованы национальными границами и становятся по-настоящему глобальными (то, чего не удалось достичь коммунистам с их «пролетарским интернационализмом»). Поэтому «моральная позиция каждого человека и гражданина теперь соизмерима только с рамками Империи», что ставит под вопрос прежние «идеи и практики справедливости, наши средства надежды».