Наконец, разобравшись в своих мыслях, я оконча- тельно сделал свой выбор. На данный момент он ка- зался очевидным и однозначным. Вопрос о желании проверить себя, пройти все тяготы тяжелой армейской жизни, был закрыт. Вопрос, благодаря которому же- лезным, холодным отпечатком в моем запасе памяти отобразились очень яркие, наполненные жизнью мо- менты, которые никогда не сравнятся с повседневным существованием рядового человека.

За полгода до вручения диплома я основательно взялся за свою будущую военную службу. Первым делом я позвонил в военкомат, спросил, какие доку- менты необходимо предоставить. Надо было собрать несколько справок и фотографий, пройти медосмотр. Далее мне сообщили, в какое время я должен подойти на медицинское обследование. Медкомиссия прохо- дила в самом здании военкомата. На ней я наблюдал

весьма занимательные действа, похожие на мыши- ную возню. Военкомат был полон грустных юношей с мамами, которые что-то обсуждали, тихонько пере- шептывались. Наверное, обговаривали сценарий, ко- торый помог бы им обойти армейский «глаз». Воз- можно, мне тоже надо было подготовить «сказочку» для врачей и военного комиссариата? Нет, конечно, нет. Я шел к этому выбору уверенно, с мыслью, что так правильно, что косить от армии – удел сла- беньких маменькиных сынков, просто трусов. На- чался медосмотр. «Грустные» парни один за другим, струйкой тянулись от одного кабинета к другому. Множество врачей проверяли все и в то же время совсем ничего. Но, кстати, именно там, к моему удивлению, я впервые узнал, что у меня не такое уж и идеальное зрение. Рассказали про астигматизм и какой-то небольшой минус.

Могильную тишину прервал какой-то блед- ный, худощавый парень, пройдя через всех нас,

«комисcионных» ребят и мам, он без очереди зашел к терапевту, но потом моментально вышел, после чего выбежал врач в белоснежном халате, ругаясь матом, со словами – «Кто же его сюда пустил?!».

Оказалось, у парня был запущенный тубер- кулез открытой формы. Началось проветривание и промывка кабинета. После чего «грустная» очередь, как ни в чем не бывало, начала свое волочение снова. В итоге, примерно часов через пять, я стоял с за- полненной справкой, в которой была надпись «годен к военной службе с незначительными ограниче- ниями». Это было из-за глаз, поврежденного носа и какой-то стадии сколиоза. Недолго думая, со справ- кой в руках, я отправился к главному комиссару, дабы посоветоваться, куда можно отправиться служить

и в какие рода войск есть возможность попасть.

Кабинет комиссара я нашел довольно быстро. Очереди не было, только пожилые родители с сыном. Выглядели они как два офисных работника с много- летним стажем. Редкие, поседевшие волосы отца смиренно лежали на блестящей залысине. Малень- кие очки с толстенными линзами то и дело сползали на кончик носа. Белая выглаженная рубашка была на- тянута добротным животом. Рядом сидела мать, пол- ная женщина в симпатичном зеленом платье, и все время что-то кудахтала своему по виду изрядно устав- шему мужу.

– Вадик! Да что ты опять гундишь! Устрой его к себе в институт! К Санычу подойди – и все! – громко говорила женщина. – А если не получится, деньги найдем!

– Хорошо, – спокойно, податливо кивал муж- чина.

Судя по дальнейшим перешептываниям, они при- несли какую-то справку, чтобы отмазать родное чадо. Я засыпал под дверью военного комиссара в ожи-

дании, когда же переступлю порог и попаду внутрь.

Наконец, подошла и моя очередь. Я зашел. Передо мной открылся большой светлый кабинет c отголоска- ми советского периода. Светло-серые стены. Свежий, блестящий паркет. Коричневый модульный строгий шкаф на всю длину стены. Напротив, у окна, стоял широкий письменный стол из шлифованного, лаки- рованного массива сосны. На столе лежало несколь- ко книг, два телефона – черный и зеленый, довольно аутентичная серебристая статуэтка тигра, подстав- ка с ручками и другими канцелярскими принадлеж- ностями. По бокам, на стенах, ровными шеренгами, с одой стороны расположились портрет президента и герб города, с другой – несколько почетных грамот в деревянных, тонких рамах. За столом, на кожаном,