Птичьи опасения оказались не напрасными. Ознакомившись с учебно-воспитательной работой, комиссия раздолбала эту самую работу в пух и прах.

– Как это так? – неистовствовал Колюч Терентьич. – Среди ваших выпускников за всё время существования школы нет ни одного с колючками. Вы не воспитываете в своих учениках колючесть – пожалуй, главное качество в свете сегодняшней гуманизации нашего общества.

– И что это за подход к делу? Вы учите птенцов летать и петь своим голосом, – вторил коллеге Долбун Раздолбаевич. – Без всякой долбёжки-зубрёжки. Это же форменное безобразие. Я тут провёл тестирование: ни один ученик не смог выдолбить простого дупла. Какие уж тут полёты. И зачем они нужны, если ученики не могут выполнить самого элементарного…

– Безобразие! – громыхал Упрям Антоныч. – Среди учебно-методических пособий нет «Новых ворот»?! А ведь только созерцая их, можно сформировать у себя передовое мировоззрение. За границей ворота находятся на самом видном месте!

– Да, – зловеще тихим голосом проговорил Копун Иваныч. – Эта школа, пожалуй, самое слабое звено в нашей системе образования. Да и сам профиль школы, кажется мне, выбран крайне неудачно. Летать и петь своим голосом – разве этому надо учить в наше время? Конечно же, нет. Надо все силы коллектива бросить на обучение птенцов копанию. О какой воспитанности может идти речь, если никто ни под кого не копает? Я вот недавно был в творческой командировке за Бугром, так вот там копают все. Друг под друга и вообще. Поэтому и живут лучше. Перед каждым жилищем – горы земли! А что у вас? На всю школу – ни одной кучи. Вот вам и улучшение материально-технической базы. Откуда ему быть, если вы сами для этого и лапками не шевелите?

Директор школы, филин Ух Фёдорович, лишь сокрушённо ухал, не находя что сказать.

Да его никто и не собирался слушать. Завуч, воробьиха Чирик Петровна, вертела от стыда хвостиком, не зная, куда его преклонить.

– На коллегии мы обсудим положение дел в вашей школе и сделаем соответствующие выводы, – багровея, добавил крот, и, не попрощавшись, комиссия удалилась.

– За что весь этот стыд и позор? – недоумевали птички-педагоги. – Мы ведь и так не покладая крыльев работаем.

Через некоторое время птичью Лётно-певческую гимназию переименовали в Нововоротский лицей долбёжки и копания и прислали нового директора – Упрям Антоныча. Барана.

Делаем уроки!

В шесть часов вечера мама сажает Додика делать уроки. Додику шесть с половиной. Он первоклассник, но уже с характером.

– Бабушка! – кричит он. – Иди ко мне! Помогать будешь!

– Так ты же с мамой занимаешься, – говорит бабушка.

– Не, иди ты. С мамой у меня никаких нервов не хватит!

Однако довольно скоро выясняется, что и с бабушкой у Додика не всё ладится. Они начинают с письма. Но буквы, которые старательно выводит Додик, оказываются своенравными: они получаются то слишком толстыми, то слишком худыми. Совсем не такими, как в прописях. Никакой красоты. Додика это выводит из себя.

Наконец он не выдерживает, бросает ручку и ревёт во весь голос: ы-ы-ы…

– Додя, не плачь, – суетится бабушка. – Погладь вот кота. Успокаивает.

Внук начинает недоверчиво гладить Мурзика. Через пару минут Додик и впрямь успокаивается и… дописывает буквы. Первый рубеж взят!

Вообще-то домашних заданий как таковых в первом классе нет. Дети просто дописывают то, что не успели сделать на уроке. А не успевают они порядочно. Отсюда и домашние страдания, то бишь задания…

Следующая на очереди – математика.

– В са-ду по-са-ди-ли пять яб-лонь и две вишни. Сколь-ко все-го де-ревь-ев по-са-ди-ли? – читает по слогам Додик. Потом на мгновение задумывается и выдаёт правильный ответ: