Растов уважал его за то, что собеседник никогда не перебивал, не давал дурацких советов и был предельно спокоен. Забавно, что он имел определенную цену: сто американских долларов. Звали его Бенджамин Франклин. Стодолларовая купюра с изображением одного из авторов Декларации Независимости12 была закреплена клейкой лентой в углу квадратного зеркала, висящего перед письменным столом.

– Только мы с тобой, тезка, это понимаем, потому как умные. Эти откровенные дураки не догадываются, что дают мне власть над ними. Стоит потянуть за веревочку… – он вздохнул. – Но ты прав: власть без денег имел только Господь Бог. Значит, эту волшебную веревочку нужно припрятать до лучших времен.

– Веня! Иди ужинать! – прервала беседу Растова с Франклином Лариса.

– Сейчас.

Растов терпеть не мог, когда она называла его Веней, но показывать эту слабость жене не собирался.

После плотного ужина настроение Растова слегка улучшилось.

– Так. На чем мы с тобой остановились, Бенджамин? – Вениамин Семенович пристально посмотрел на Франклина, а затем кивнул. – Правильно. Единственное, к чему стоит стремиться, – это власть. А ее дают деньги и знание нужных вещей. Я много знаю, очень много, – он закрыл глаза и задумался. – Очень много, но недостаточно, чтобы взобраться на высшую ступеньку социальной лестницы. Я мечтаю об этом с детства. Но мир несправедлив. Вместо того чтобы открыть Знание мне, сильной и незаурядной личности, представители дурацкого королевства Логос собираются облагодетельствовать этого щенка – Струкова! Бред какой-то! Чем он лучше меня? Он же не сможет этим Знанием распорядиться. Все разболтает, книжки напишет. Будет считать, что служит людям. А люди кто? Толпа! Безликая, тупая и жестокая. Думает, его благодарить будут, памятник поставят? Чепуха! Любят и помнят только сильных. Владея Знанием, я бы мог держать всех в повиновении. Раздавал бы его осторожно, как награду за преданность. А главное оставил бы за собой как сокровище, которое передал бы потом по наследству.

Солнце уже село, и теплый летний ветерок врывался в открытое окно, колыхая гардину-паутинку. Обнаружив, что сидит почти в темноте, Растов включил настольную лампу. Ему показалось, что Франклин недовольно покосился на бьющий из-под абажура свет.

– Не любишь ты сильного освещения, – усмехнулся Вениамин Семенович, – все деньги темноту любят, особенно крупные. Лишь на мгновение их повертят в руках и спрячут: в кошелек, в кассу, в банк, наконец. Это потому, что настоящая власть никогда не бывает на виду.

Он поморщился, словно почуял неприятный запах.

– Все-таки полезно пораньше приходить на работу. Опоздай я на пять минут, и уже не смог бы подслушать рассказ этого студентишки Струкова. Теперь я знаю, что нужно делать! Я перехвачу это Знание у недостойного. Ты спрашиваешь, как я это сделаю? Не беспокойся. С моим умом и моей внешностью я своего не упущу!

Еще долго сидел Растов перед зеркалом, размышляя, как же занять место Струкова.

Для хороших идей нужно много кислорода. Большой Совет король собрал на площадке перед дворцом, возле фонтана. Все появились вовремя, только младшая дочь барона Темперамента Глупость пришла на пятнадцать минут раньше.

Тогда же, на чаше фонтана, под струями чистой холодной воды, появилось темное пятно размером с десертную тарелку.

– Я собрал вас, чтобы решить, как поступить со студентом Струковым, которому мы хотели передать очередную порцию Знания для человечества. Граф Воля, – король взглянул на графа, перебирающего деловые бумаги, – расскажет нам о результатах работы с этим человеком. Я хочу выслушать ваше мнение и принять решение о своевременности контакта с людьми. Прошу вас, граф.