Вечерами за Рукией приезжал младший брат и увозил ее в свой дом, где она жила вот уже почти два года. До этого она шесть лет была замужем. О том, что случилось в ее семье, Рукия не распространялась. «У нас не могло быть детей, поэтому муж не захотел жить со мной. Он взял себе молодую жену», – говорила она обычно, опуская глаза и краснея, если кто-то спрашивал ее о семейной жизни или о детях.

Утром на смену придут Лиля и Светка. Сорокапятилетняя одинокая Лиля – постоянно ожидающая внимания хозяина и ревнующая его ко всем, кроме Ольги, и молоденькая, хорошенькая Светка – на данный момент любимая жена этого местичкового эмира. Она появилась в Доме месяц назад, улыбнулась пухлыми губами, произнесла длинный монолог на родном языке хозяина, ответила, улабаясь, на его вопросы. Тоненькая ниточка трусов между округлых ягодиц была едва заметна под просвечивающим на солнце нежно-зеленым платьем с разводами ярких тропических цветов. Точеные ножки на высоких коблуках ступали легко. Все это вкупе решило исход дела. На третий день Светка была определена в ночную смену, а на четвертый – назначена старшей в Доме после господина, с приличной зарплатой и полным отсутствием каких-либо обязанностей, кроме одной – ублажать Бени. Да и то: зачем еще нужна медицинская сестра в месте, где из соображений экономии полностью отсутствуют какие-либо медпринадлежности.

Она прекрасно справлялась со своими обязанностями, и через две недели вся власть в Доме оказалась в ее руках. Вся, которую позволил ей взять Он – повелитель женщин, старух и трех бессильных стариков, которые были уже почти мертвы, но помнили, что когда-то и они сами были всемогущи.

Бени ушел. Бледно-желтая луна на тонкой ножке освещала постриженную траву, цветы вдоль дорожек, молодую, с коническим стволом пальму возле крытой веранды. В столовую через кружевные занавески ветер и свет фонаря несли колышущиеся узорчатые тени. Было душно и влажно. Ольга включила кондеционер – все равно Бени сегодня уже не появиться и не будет ругать ее за транжирство, а старики хоть чуть-чуть отдохнут от жары, закрыла входные двери, обошла дом. В последней комнате во сне громко всхрапывала Ривка. Ольга по-кошачьи тихо прокралась мимо ее двери, чтобы не разбудить эту грозную и в восемьдесят лет старуху. В комнате Александра она услышала слабое постанывание, вошла: на освещенном лунным светом лице спящего старика светилась улыбка.

– Вот ведь старый хрыч! Давно уже ничего не может, а туда же!

Она наклонилась и хлопнула рукой где-то посередине между торчащим животом и коленями. Старик вскрикнул и открыл глаза.

– Что, сны не дают покоя? – спросила Ольга по-русски.

Старик страдальчески улыбнулся, неловко высвободил из-под простыни руку и схватил за край ее коротенькой маечки.

– Да отстань ты.., – Ольга стукнула его по руке, – Спи уже.

– Я еще возьму тебя, – пообещал старик на своем языке.

Это была устойчивая языковая форма, но Ольга, переведя – и то с большой погрешностью – известные слова, добралась только до поверхностного смысла.

– Ну конечно, покатаемся, покатаемся с тобой. Поедем вместе. Где твои денежки, старый хрыч. Дело только в этом.

5

Гексаграмма 32. «Вы разрываетесь на части, пытаясь двинуться сразу в двух направлениях. Если сохраните выдержку, все завершится с пользой для вас. Не стремитесь к переменам. Желание ваше исполнится, если вы будете терпеливы. Нелишне сейчас провести „внутреннюю инвентаризацию“ и попытаться как следует разобраться в дальнейших планах, намерениях. Для новых начинаний момент неподходящий.»

В самолете Аурель вспомнил брата. Если бы тот был жив, возможно, сейчас они летели бы в Израиль вместе. Брат был на два года младше, и умер два месяца назад, когда ему только-только исполнилось сорок пять. После вскрытия врач сказал, что рак сожрал его всего, а начал, судя по всему, с желудка: такое, мол, бывает у человека беспокойного, метущегося, не умеющего прощать.