Иван Денисович оторопел, увидев столько людей, копающихся в том, что когда-то было едой.

Он подумал, что после войны он не стал бы есть такую тухлятину, не смог бы. Жена держала огород, было голодно, но есть падаль – это уже слишком.

Он повернул назад, чтобы этого не видеть и не слышать рецепты, как из гнилого мяса, вымоченного в уксусе и марганцовке, сделать чудесный фарш, чем протереть сосиски, чтобы они не воняли, и сколько варить говядину для борща, если ее еще не успели съесть черви.

Рядом с рынком он купил себе чекушку «Московской» и выпил тут же, около крыльца. Выпил за Победу и поехал к себе, на рубеж обороны. Возле памятника он вышел и приготовился ползти в деревню, где жил вместе со своим народом.

Из Москвы слышался лязг гусениц могучей боевой техники – шли колонны возвращающихся с парада войск, могучей лавиной двигались танки и ракеты.

Иван Денисович стоял на обочине, как когда-то в далеком 41-м году, и плакал от счастья. Он верил, что они и в этот раз Москву не сдадут, отстоят и оставят себе и внукам своим.

В пятницу в садовом кооперативе «Родник» собирались за столом близкие люди.

Собирались уже много лет, каждую пятницу зимой и летом. В тот июльский вечер черед накрывать выпал Петровичу – потомственному строителю и ценителю русских самоваров. Уже стоял накрытый стол, все свое: огурчики, помидорчики, редис, лучок и сало. Мясо он замариновал еще вчера.

В гости к нему пришли Динар – преподаватель сопромата из автодорожного с вяленой кониной, Лева – виолончелист камерного оркестра с жареным карпом и селедкой, и еще были военный, которого привел Динар, и Коллья, сын народа финно-угорской группы – зять Левы, не музыкант, но человек отменный.

Ждали Тамаза, главного тамаду и врача с золотыми руками. Он ничего не принес, только хинкали, лобио, сациви, овощей и немножко сулугуни, специй и аджики.

Водка уже мерзла в ведре, но тут встал военный и сказал:

– Я гость, позвольте мне предложить высокому собранию мою долю. – Он выставил на стол четыре бутылки с заклеенными этикетками, на которых маркером стояли номера. – Давайте по гамбургскому счету определим, ху из ху. Как говорят у нас в войсках, проведем наземные испытания.

Все одобрительно приняли игру – и началось.

Подоспевший Тамаз, как всегда, говорил смачно и ярко и закончил тост традиционно:

– За дружбу народов.

Никто не спорил. Выпили и закусили плодами суши, морей и рек, не остывая, выпили по второй, потом по третьей.

За столом пошла беседа, обстоятельная и взрослая. Размялись новыми анекдотами, потом Петрович затянул бодягу:

– Хорошо сидим, давайте за здоровье!

За здоровье пили из № 1.

И тут случилось невероятное – все что-то почувствовали, каждый свое.

Петрович крикнул в дом жене, она вышла в сад с ворчливым видом и сказала:

– Ну что, опять квасите?!

Петрович встал в церемонную позу и прочитал ей на память стишок Есенина про розового коня. Она чуть не упала – последний раз он делал это в стройотряде двадцать лет назад. Она подошла к столу, отведала № 1 и засмеялась, как тогда.

– Эту можно, сейчас грибочков принесу, – сказала она улыбаясь.

У Динара после рюмки в глазах побежал табун, на котором он в детстве гонял у бабушки в деревне. Надо поехать туда с сыном, пусть не забывает зов предков.

Лева сложно переживал новое состояние: ему захотелось домой к жене, припасть к ее тугой груди и заснуть на ней, как когда еще дети были маленькими. Но, уважая компанию, он не ушел, решил копить мужскую силу и по новой налил всем № 1.

Зять Коллья пожарил мясо и подал на стол. Его реакция стала динамичнее, все начали лучше его понимать, как будто его поставили на быструю перемотку. Лева обрадовался – значит, внуки его имеют шанс не замерзнуть при папином темпе жизни.