В помещении было душно, накурено и пахло пóтом. Неприятный, запущенный вид венткамеры, в углах на полу и на вентилях трубопроводов какие-то лоскуты, тряпки. Гости, оглядываясь, брезгливо морщились.

При их появлении всё замолчали, а Заичкин поднялся. Вид его был виноватый, жалкий, вызывающий отвращение. Но на нём внешних изменений не было, даже китель и рубашка были без признаков повреждений, не помяты, не порваны. Галстук слегка приспущен, что не могло говорить о бурных дебатах, переступающих парламентскую этику. Правда, люди, побывавшие в этих прениях, похоже, изрядно попотели.

Викентий Вениаминович пренебрежительно дёрнул носом и перевёл взгляд с Заичкина на молодых людей. Вначале он остановился на Михалёве, который держал в руках исписанные листы бумаги. Потом на Юрочкина и Анонычева.

Гость ни о чём не говорил, но глаза его, цепкие и проницательные вызывали насторожённость. Феоктистов стоял с боку и наблюдал за ним.

– Ну что, Владимир Васильевич, как ты? – спросил Прокудин. – Неужто ребята тебя раскололи?

А Михалёв добавил:

– По самы ягодички!

Заичкин тяжело вздохнул и отвёл глаза в сторону.

– Неужто и в самом деле ты эту бабёнку сбил?

Андрей Андреевич взял у Михалёва листы и углубился в чтение. И незаметно для себя самого закачал головой: ой-е-ёй!..

– Они тебя били? – продолжал спрашивать Прокудин.

– Да нет… Кха… – хрипловато отвечал Заичкин. – Да что там, давай в камеру, да и дело с концом. Хоть отдохну. Устал я, – завёл руки за спину.

– Нет, ты сейчас поедешь домой. Мы ещё разбираться с этим делом будем. – Прокудин повернулся к Феоктистову. – Ты сейчас выпусти его.

– Не могу.

– Что значит "не могу"? Если под честное слово не можешь, возьми подписку о невыезде, и отпусти.

Андрей Андреевич передал листы гостю и устремил взгляд на Заичкина.

– Ну и ну!.. – покачал он вновь головой. – На самом деле так было, а, Заичкин? – и, не дожидаясь ответа, обратился к Феоктистову: – А почему здесь допрос проводили?

– Иначе нельзя, замотают советами, – усмехнулся Анатолий.

– Кто?

– Да хотя бы вы, – ответил за Анатолия Михаил.

Андрей Андреевич вскинул на него взгляд, Михалёв смотрел на него с вызовом.

– Ты всё не можешь угомониться? – прищурил левый глаз Андрей Андреевич.

– Ты-ы… Ты как разговариваешь? – возмутился Прокудин.

Феоктистов перевёл назревающий скандал на рабочий лад. Сказал:

– А что? Здесь тихо, спокойно. А, Заичкин, как?

– И глухо, как на три метра под землёй, – опять с насмешкой вставил Михалёв.

Викентий Вениаминович, едва заметно усмехаясь на реплики Михалёва, вернул Феоктистову листы допроса.

– Значит, вы и есть легендарный граф? – спросил он Анатолия.

– Даже легендарный! – Феоктистов окинул незнакомца оценивающим взглядом, пытаясь понять, кто перед ним и что ему здесь надо. Одно сдерживало, чтобы не потребовать удаления его из помещения, присутствие при нём непосредственного начальника, и начальника следственного отдела городской прокуратуры.

Андрей Андреевич, упреждая вопросы, представил гостя:

– Викентий Вениаминович, старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры. У нас с проверкой… и с помощью.

Прокудин заулыбался, испытывая приятные эмоции от присутствия при нём уважаемых людей из столь уважаемых ведомств.

Феоктистова представил, несколько каламбуря, Михалёв:

– Граф Феокт, собственной персоной! Титул пожалован за ряд выдающихся дел, при полном соблюдении норм морали и этики, то есть благородства. Правильно я говорю, Вовочка? – обратился он к Заичкину.

Аттестация вызвала у иркутского гостя улыбку. И насмешку сотрудников над Вовочкой. Заичкин едва заметно кивнул в знак согласия, однако заметил: