– Ладно, Малинка, вопрос в другом: что тебе, дорогуша, от меня надо, и насколько это серьёзно? – сказал он вслух, выйдя из Управления на улицу.

Итак, куда? Этот вопрос всегда возникал, когда он выходил на крыльцо: то ли подаваться на автобус, то ли на трамвай? На автобусе быстро ехать, но далеко до остановки идти. На трамвае долго ехать, но зато он рядом за углом. Ладно, сегодня можно и подремать в трамвае, за день надёргался, наплясался, можно и отдохнуть.

11

В кабинет Мáлиной вошли Андрей Андреевич и Викентий Вениаминович.

– Ты ещё не ушла? – удивился Андрей Андреевич. – Вот и кстати. Слушай, Света, окажи любезность, проводи нашего гостя, а? Сама понимаешь, долг гостеприимства обязывает, а мне никак нельзя. Дел много, – он провёл рукой себе едва ли не по горлу.

Светлана изучающе посмотрела на обоих и почувствовала подкатившуюся обиду. Так, ясно. Проявить заботу, то есть… У самого не получается, так гостя подставляет, из долга гостеприимства, значит! Нашёл подстилку! Пошёл вон! – едва не выкрикнула вслух. Глаза выдали негодования, заблестели от обиды.

Её заминку, перелом настроения уловил гость.

– Светлана Ивановна, это вовсе не обязательно делать. Но если нам по пути, то я с удовольствием с вами прогулялся бы по городу. Давно здесь не был, да и есть, о чём нам с вами поговорить.

Светлана подавила вспышку гнева.

– Хорошо… Пожалуй… – согласилась она и с сожалением посмотрела на телефон. "Не позвоню Толе. Может с города откуда?.."

Андрей Андреевич вернулся от Мáлиной в расстроенных чувствах. В тайне он желал, чтобы она отказалась, а лучше – послала бы их… Ведь Светлана поняла, что к чему. Тогда и с его стороны были бы соблюдены все формальности гостеприимства. А тут! Хоть и просквозило в её глазах негодование, а не отказалась.

Это он, Кент, настоял на том, чтобы он свёл его со Светланой. У него к ней, видите ли, есть вопросы, они желают с нею побеседовать и в непринуждённой обстановке, на прогулке. Предлог! – и нас в том никто не разубедит.

Андрей Андреевич сел за стол и резко снял с телефона трубку.

И она: ах-ох, как вы могли! – тут же: пожалуй… Ух! – недотрог, паинек из себя корчат, а как подвернулся момент – пожалуй.

Набрал номер, и в трубке послышался голос Прокудина.

– Ты один? – спросил Андрей Андреевич резко. – Ну как, Феоктистов не поделился с тобой своим секретом?.. Отшучивается? Он дошутится. И ты вместе с ним… Что он вознамерился дальше делать и куда со своим прибором направиться?.. Так-так. Совсем парень оборзел. Причём тут Шпарёв и руководство комбината?.. – почесал в раздумьях высокие залысины и стал прощаться: – Ладно, Женя, я всё понял. Пока, – недослушав прощального слова, нажал на рычаг.

Тут же набрал другой номер.

– Да, Блат-штейн слушает, – услышал он размеренный голос с мягкими интонациями, как у одессита.

– Я по Феоктистову Яков Абрамович.

– Что с ним?

– Завтра он будет заниматься вами, то есть управлением комбината и АТПр.

– Причина?

– По делу Шпарёву.

– О, тогда ты не ошибся, тогда мной. Шпарёв был моим личным подопечным.

– Феоктистов считает, что вы там приложили руку к его гибели, или довели до самоубийства.

– Какой вздор! Совсем у этого следока крыша съехала, – возмутился Блатштейн. – Пора его ставить на место, приземлять. У тебя всё?

– Да.

Яков Абрамович на секунду замолчал. Андрей Андреевич терпеливо ждал.

– Слушай, позвони Прокуднику-поскуднику, узнай, где Феоктистов? И тут же позвони мне.

– Хорошо, Яков Абрамович.

Выяснение не заняло и пяти минут. Вначале Андрей Андреевич позвонил Прокудину. Тот – обратно ему. И уже после него Андрей Андреевич доложил: